"Михаил Ильич Ромм. Устные рассказы" - читать интересную книгу автора

столетия, моды - дамские моды на платья того времени. Затем какие-то
материалы, которые могли бы мне дать ассоциативный материал по линии
Мопассана, по линии франко-прусской войны, какие-то воспоминания о
Бисмарке, - да я не знаю, еще масса каких-то вещей. Набросал мне, набросал,
как будто бы он специально готовился. Он говорит: "Приходите через две
недели".
Когда я к нему в следующий раз пришел, он как раз в это время,
по-моему, собирался переезжать на Потылиху, примерно так помнится, второй
разговор уже был там, если я не ошибаюсь, - он у меня спросил только так:
- "Пышка" делится резко на две половины. Первая половина - это
вступление немцев в Руан, поразительные характеристики людей, характеристики
буржуа, пруссаков. Вторая половина - это очень узкая история с дилижансом.
Какую половину вы собираетесь делать?
Я говорю: вторую.
Он говорит: а я первую бы делал. Зачем вы так себя сужаете в общем-то
небольшим сюжетом?
Я ему говорю: во-первых, это дешевле, а потом мне это интересно очень,
там есть другие обстоятельства, которые интересны.
Он говорит: а какие?
Ну, я сейчас могу сказать, какие обстоятельства. Дело в том, что я был
очень под влиянием Жюля Ромена и его унанимизма. Было такое литературное
течение - унанимизм. В переводе на русский язык - единодушие, то есть одна
душа многих людей. Он описывал толпу как живое существо, десятку людей или
пятерку людей как единое существо, а уж отдельные - только как части единого
целого. Мне тогда казалось, что это очень плодотворная идея для
кинематографа, и я решил покрестить, гибридизировать Мопассана с Жюль
Роменом. И тот и другой были французские писатели.
Я говорю: вот меня, значит, интересует вот такая вещь.
Он мне говорит: я думаю совершенно прямо противоположное тому, что
хотите делать вы. Я могу вам только помешать, а помочь - нет. Я могу вам
только что? Так как вам наверняка не будут давать эту постановку, ну, я
замолвлю словечко, а делайте, как знаете. Потом приходите, когда будет готов
сценарий, и подготовьте режиссерскую экспликацию.
Я пришел с готовым сценарием. Он говорит: а режиссерская экспликация? А
я не знал, как она пишется. И я стал рассказывать, в общем, какие-то
сценарные замыслы. Он засмеялся и говорит: "Это не режиссерская экспликация.
Вы, очевидно, не знаете, что это такое. Ну да ничего, и без режиссерской
экспликации может получиться прекрасная картина".
И дальше разговор, о котором я уже писал. Он говорит:
- С чего вы начинать будете?
Я говорю:
- С сапог.
- Ну вот, снимите эти сапоги так хорошо, что если вы попадете под
трамвай завтра, пусть останется во ВГИКе навсегда, в музее, единственный ваш
кадр - сапоги у двери, чтобы я мог сказать: "Вот великий режиссер, умер без
времени. Снял только сапоги, но они сохранились в музее".
Ну вот, так я и работал. А в следующий раз я ему как-то говорю:
- Материал не посмотрите?
- А что случилось? - говорит.
Я говорю: