"Владимир Романовский. Богатая белая стерва" - читать интересную книгу автора Все, кто знал его лично, посмеялись бы. Он? Никто в мире не планировал
свои действия так тщательно. Об этой его тщательности ходили легенды. Не о всяком убийстве можно составить спешный репортаж. О некоторых сообщают, чтобы удовлетворить садистские склонности некоторой части читателей. Об иных - чтобы позабавить. Еще об убийствах сообщают, когда нужно отвлечь внимание публики от чего-то очень большого и важного. Когда убийство происходит в условиях высшего социальной значительности... в кругах, где значительность означает на самом деле изолированность и защищенность от остального мира... то невольно засомневаешься - а стоит ли вытаскивать диктофон или наставлять линзу камеры на подозреваемого. А потом еще... потом редактор тоже начнет сомневаться, и рассматривать задумчиво текст, и говорить "Да, это очень хорошо, но..." и ты опомниться не успеешь как вдруг обнаружишь, что у тебя теперь колонка в провинциальной газетенке, и следует радоваться, что хоть это есть. Никто не хочет подвергать себя опасности лишний раз. У всех есть потребности, удовлетворить которые может только постоянный доход. Степень социальной значительности Музыканта была высока. Его личная жизнь никого не касалась. Из-за его... э... призвания... он волей-неволей появлялся на публике чаще, чем люди его уровня, да, это правда... И все-таки он был - плоть от плоти своего сословия и клана. А для публичных появлений у него было другое, вымышленное имя. Ему было тридцать пять. Среднего роста. Крепко сложен. Приятной внешности блондин. Женщины его обожали, хотя большинство их предпочитало обожать его с безопасного расстояния. Отпугивал властный вид. Женщины хотят, Он запарковал бентли у гидранта и вышел. Он был так взволнован, что даже забыл оправить пиджак. Не провел рукой по волосам. Не вытер со лба капли пота скромным носовым платком без монограммы. Позвонил. Десять секунд. Двадцать секунд. Дворецкий наконец появляется. Не удивлен. А удивляться и нечего, визитер - частый гость в доме. Здравствуйте, сэр. А вот пускать его в дом именно сейчас - нет, это совсем другое дело. Совсем, совсем другое дело. Нельзя. Музыкант отодвинул дворецкого плечом и вошел в дом, с удовольствием хлопнув входной дверью. Шокированный необычным поведением гостя, дворецкий, непривычный к проявлениям грубой силы и своеволия, мигнул и попятился. Не был готов. Он ни разу в жизни не звонил в полицию. Он собирался вскоре уйти в отставку - лет через десять - купить дом в Мейне и смотреть как внуки и внучки мучают лягушек, развлекаясь. Он не знал как нужно реагировать... на это... на такое... Музыкант пересек холл и вошел в просторный кабинет. Тот, кто вызвал в нем ярость, сидел у письменного стола, перелистывая какой-то альбом с блеклыми фотографиями. Старик. Энергичный, с прямой спиной, с достоинством, но все равно старый. Бесполезный и безусловно злобный. В самом что ни на есть библейском смысле - воплощение зла. Появление Музыканта его не испугало и не насторожило. Напротив, хозяин дома улыбнулся гостю светской улыбкой, повернувшись в кресле и махнув любезно рукой. - А, да, - сказал он - Я предполагал, что ты сегодня придешь. Это очень мило с твоей стороны. Присядь, пожалуйста. Совершенно точно - не о всяком убийстве следует писать репортаж. |
|
|