"Жозеф Анри Рони-старший. Звездоплаватели (Космонавтика) " - читать интересную книгу автора

механизмы до прилета. Неисправностей нет, мы живем, будто связанные с
машинами. Но для досуга у нас есть книги, музыкальные инструменты, игры.
Нас подбадривают авантюристский задор, надежда на приключения, хотя она
и приглушена долгим ожиданием.
Мы летим с огромной скоростью, но без вибрации: наши
двигатели-преобразователи и генераторы работают бесшумно. Точно так же и
пуля, пущенная в межзвездном пространстве, ни единым звуком не выдает
себя...
21 апреля . Мои часы показывают 7 часов 33 минуты. Только что поели:
жидкий шоколад, хлеб и сахар - все химически синтезировано. Увеличение
содержания кислорода придало нам аппетит и, можно, сказать, развеселило.
Смотрю на обоих своих товарищей с каким-то новым чувством: в этой бескрайней
пустоте они для меня дороже, чем родные братья.
Вот Антуан Лург, он с детства был таким же насупленным. Но в этой
суровости скрывается веселый нрав. У него бывают взрывы радости, подобные
взбрыкиваниям молодого жеребенка. Голова Лурга грубо высечена. Это
продолговатая голова скандинава. А волосы совсем не скандинавские: черные,
как смоль. И глаза точно два уголька. Подбородок, как пеньковая почерневшая
трубка. Роста он высокого, а походка у Антуана плавная. Его слова точны, как
теорема, и это подчеркивает его математические наклонности.
У Жана Каваля волосы рыжие и напоминают лисью шерсть. Точно звезды,
сияют серо-зеленые глаза. Лицо у него белое, как деревенский сыр, покрытый
розоватой пленкой. Широкий рот с какой-то веселой ухмылкой придает
жизнерадостность всему его облику. Это доброе существо с наклонностями
художника ненавидит математику и физику и, вместе с тем, это волшебник,
который умеет разбираться и видеть безмерно большие и малые величины. Этот
враг дифференциального и интегрального исчислений со скоростью молнии
производит в уме сложнейшие расчеты, и цифры встают перед ним огненными
символами.
И я, Жак Лаверанд, обыкновенный человек, интересующийся всем, кавалер
Единорога, с холодным темпераментом под внешностью южанина. Кудри, глаза и
борода у меня черные, как антрацит, точно ваш покорный слуга вырос где-то в
Мавритании, лицо, как корица, нос заправского пирата.
Хулиганы группами задирали нас еще в школе, и с того времени мы друзья
не столько пылкие, сколько верные.
Наверное, в сотый раз Антуан бурчит:
- Кто его знает, может, только Земля породила жизнь... И тогда...
- И тогда Солнце, Луна и звезды сотворены исключительно для нее! -
кипятится Жан. - Вранье! И там есть жизнь!
- Так оно и есть, - говорю я, делая утвердительный взмах рукой.
Антуан изрекает с хмурой усмешкой:
- Конечно, я тебя понимаю. Сейчас ты скажешь про общность всех
элементов Вселенной. Но разве это доказывает наличие жизни?
- Я верю в нее, как в собственное существование!
- А разве это доказательство наличия мыслящих?
- И мыслящих и немыслящих... Все формы жизни должны быть там, причем,
возможно, есть и такие, перед которыми наше мышление будет подобно мышлению
краба.
- Благодарю за краба, - поклонился Жан. - Я их очень уважал и любил в
детстве.