"Василий Васильевич Розанов. Русский Нил " - читать интересную книгу автора

возрасте 40-50 лет. Но для шестилетнего мальчика год - точно век. Ждешь и не
дождешься Рождества, и точно это никогда не придет. Потом ждешь Пасхи, и как
медленно она приближается. Потом ждешь лета. И этот поворот лета, осени,
зимы и весны кажется веком: Ползет, не шевелится, чуть-чуть, еле-еле...
Дожди... Вообразите, что господствующим впечатлением, сохранившимся от
Костромы, было у меня впечатление идущего дождя. У нас были сад, свой домик,
и я все это помню. Но я гораздо ярче помню впечатление мелкого моросящего
дождя, на который я с отчаянием глядел, выбежав поутру, еще до чая, босиком
на крыльцо. Идет Дождь, холодный, меленький. На небе нет туч, облаков, но
все оно серое, темноватое, ровное, без луча, без солнца, без всякого
обещания, без всякой надежды, и это так ужасно было смотреть на него. Игр не
будет? Прогулки не будет? Конечно. Но было главное не в этом лишений детских
удовольствий. Мгла небесная сама по себе входила такою мглою в душу, что
хотелось плакать, нюнить, раздражаться, обманывать, делать зло или
(по-детски) назло, не слушаться, не повиноваться. "Если везде так скверно,
то почему я буду вести себя хорошо?"
Или утром - опять это же впечатление дождя. Я спал на сеновале, и вот,
бывало, открыв глазки (дитя), видишь опять этот же ужасный дождь, не
грозовой, не облачный, а "так" и "без причины", - просто "дождь", и "идет",
и "шабаш". Ужасно. Он всегда был мелок, этот ужасный, особенный дождь на
день и на неделю. И куда ни заглядываешь на небе, хоть выбредя на площадь
(наш дом стоял на площади-пустыре), - нигде не высмотришь голубой обещающей
полоски. Все серо. Ужасная мгла!
О, до чего ужасно это впечатление дождливых недель, месяцев, годов,
целого детства, - всего раннего детства.
"Дождь идет!" - Что такое делается в мире? - "Дождь идет".-Для чего мир
создан? - "Для того, чтобы дождь шел". Целая маленькая космология, до того
невольная в маленьком ребенке, который постоянно видит, что идут только
дожди. - Будет ли когда-нибудь лучше? - "Нет, будут идти дожди". - На что
надеяться? - "Ни на что". Пессимизм. Мог ли я не быть пессимистом, когда все
мое детство, по условиям тогдашней нашей жизни зависевшее всецело от ясной
или плохой погоды, прошло в городе такой исключительной небесной
"текучести". "Течет небо на землю, течет и все мочит. И не остановить его, и
не будет этому конца".
И не настало "конца", пока нас, маленьких двух братьев, не перевезли из
Костромы в Симбирск.[6] Но тут началось уже все другое. Другая погода,
другая жизнь. Я сам весь и почти сразу сделался другим. Настал второй "век"
моего существования.
Именно "век", никак не меньше для маленького масштаба, который жил в
детской душе.
И вот почти в старости мне захотелось пережить "опять на родине",
пережить этот трогательный сюжет многих великих русских поэтов.

* * *

Обыкновенно желающие отдохнуть на Волге отправляются из Петербурга до
Нижнего и уже здесь садятся на пароход, чтобы видеть "наиболее красивые
берега Волги". Это большая ошибка. Прежде всего железнодорожный путь, с
летнею жарою и пылью, теснотой вагонов и вынужденною неподвижностью является
сильным приемом нового утомления на усталые нервы. Во-вторых... берега.