"Василий Васильевич Розанов. Перед Сахарной" - читать интересную книгу автора

(с свободою) и с силою, как родной.
Он в высшей степени не чужой везде, со всеми. Общее предположение, что
евреи ведь чужие, - верно только в половине. В каком-то одном и таинственном
отношении они и есть везде и всем чужие. Но столь же верно и неодолимо то,
что они и близки, до "единокровности", со всеми.
Отсюда проистекают некоторые мелочи, например знаменитое "жидовское
нахальство", которого сами евреи не замечают и даже не понимают, о чем мы
говорим. Нас поражает и мы не выносим, что в России они ведут себя и
разглагольствуют, "как мы"; а они и чувствуют себя, "как мы", и так говорят
и ведут себя.
Отсюда (отчасти) побои, и - то, что евреи так этого не понимают.
(в клинике около мамы).


* * *

Когда идет добро от священника и когда идет добро от мирского человека,
и собственные "измерения добра" в одном и другом случае одинаковы, - т. е.
равны: доброе слово здесь и там, утешение здесь и там, милостыня здесь и
там, - то есть разница какая-то в благоухании. Добро священника благоуханнее
добра светского человека.
Отчего это? Явно чувствую. Чувствую не потому, что я "таких убеждений".
Не ум чувствует, а нос чувствует.
(припомнился разговор с одним добрым батей).
Эх, попы. Поправьтесь! - и спасете Русь.


* * *

Мне не нужна "русская женщина" (Некрасов и общественная шумиха), а
нужна русская баба, которая бы хорошо рожала детей, была верна мужу и
талантлива.
Волосы гладенькие, не густые. Пробор посередине, и кожа в проборе
белая, благородная.
Вся миловидна. Не велика, не мала. Одета скромно, но без постного. В
лице улыбка. Руки, ноги не утомляются.
Раз в году округляется.
(иду от Пр. Гор.).


* * *

- Это что часы-то? Остановились? Большие, с белой доской. С тяжелыми
гирями, из которых к одной был прицеплен еще старый замок.
- Это худо. Это к чему-нибудь. И мамаша задумывалась. Правда, энергией
своей она все преодолевала. Но когда они останавливались, это было дурным
часом в ее дне.
в Ельце.