"Юрий Росциус. Впередсмотрящий (TM N 01/93)" - читать интересную книгу автора

вышел на волю, но пробыл на свободе всего-то один год и два месяца. Жить бы
ему, поживать, да солнышку радоваться, да Бога славить - так нет же! Снова
неугомонный за свое-третью книгу составляет! А в ней, ни много ни мало,
записано, как и в который год будет Москва врагом взята и сожжена!
Конечно же, донесли монарху об этой рукописи. И что же его возмутило? За
державу обидно стало? Возможно. Как бы то ни было, приказал он заточить
Авеля в Соловецкую тюрьму и держать там, пока пророчества его не
сбудутся...
Словом, "все поровну, все справедливо". Александр на троне сидит, Авель -
в тюрьме. И вот в 1812 году пришла в Соловки весть: "Яко бы южный царь или
западный, имя ему Наполеон: пленит грады и страны и многия области, и уже в
Москву вошел. И грабит в ней и опустошает вся церкви и вся гражданская, и
всяк взывая: Господи помилуй и прости наши прегрешения!"
Вспомнил государь о пророчестве и дал команду князю Голицыну написать в
Соловецкий монастырь архимандриту Иллариону. А написано было так: "Монаха
Авеля выключить из числа колодников и включить в число монахов, на всю
полную свободу". И еще: "Ежели он жив и здоров, то ехал бы к нам в
Петербург: желаем мы его видеть и с ним нечто поговорить".
Письмо пришло в монастырь 1 октября, в самый Покров, да не всех
порадовало. Особо обеспокоился сам архимандрит: знал за собой слабость
творить разные пакости. И убоялся отче, кабы отвечать не пришлось. И
отписал Голицыну, что-де: "ныне отец Авель болен и не может к вам быть, а
разе на будущий год весной..." Надеялся, видно, что, "пока суд да дело",
все и обернется как-то иначе, успокоится,
Ан, не тут-то было! Князь Голицын отписку эту государю показал. А
тот повелел сочинить именной указ Синоду и послать архимандриту, дабы
непременно монаха Авеля из Соловецкого монастыря выпустить, паспорт выдать,
да платьем и деньгами, сколь надобно, снабдить в дорогу. Понимал император,
что Соловки - не курорт!
Пришлось архимандриту указ исполнить, выдать паспорт и деньги прогонные,
да всякого довольства отпустить. А от этих всех волнений, хлопот да от
страха великого за зверства содеянные захворал он, да Богу душу-то и отдал.
Заключенные посчитали его смерть Божьей карой за то, что морил он их
голодом, стужей, теснотой, скудостью одежи, изводил руганью и побоями.
Летним днем 1 июня 1813 года вышел Авель из монастыря и отправился в
Петербург к князю Александру Николаевичу Голицыну. Повидался с ним,
наговорился всласть... и снова потянуло неугомонного в дальние страны
бродяжить! Побывал в Афонских горах, в Иерусалиме и Царьграде, а потом и в
российские пределы вернулся.
И снова судьба не была благосклонна к нему. В отношении от 2 ноября 1817
года князь Голицын сообщил, что монах Авель по случаю потери паспорта
просит снабдить его новым для свободного в Москве или ином городе
проживания и о содействии водворению его в Шереметевском странноприимном
доме, что при Шереметевской больнице (ныне столичный институт имени
Склифософского). Император, узнав об этом, нашел неприличным, чтобы монах
Авель, столь долго странствовавший, продолжал скитаться по России и не имел
постоянного пристанища, и высочайше повелеть изволил: объявить Авелю, дабы
избрал себе монастырь и в нем поселился. Авелю милостиво предложили
Пешношский монастырь, однако он и туда не явился.
Ну а дальше? Известно, что преподобный Филарет в справке от 6 октября