"Игорь Росоховатский. Остров в открытом море (Фантастический рассказ) " - читать интересную книгу автора

- Молчали бы вы, Борис Петрович, и все было бы в порядке.
В общем, виноватым оказался я.
Даже друг мой, Виктор Воденков, когда я ему обо всем рассказал,
посмеялся надо мной: "А ты что, младенец? Людей не знаешь? В двадцать четыре
года кандидатом стал, да еще и выставляешься. Утверждают, будто талантлив
ты. А это вина перед ближними не малая".
Муторно мне. Тошно ходить на службу. Смотреть на сослуживцев не могу.
Видимо, все еще реакция продолжается. Придется ждать, пока пройдет... А
возможно, дело не только в том, что случилось на службе. Устал я сильно в
последнее время, перегрузился: диссертация, курсы, в нескольких комиссиях
заседать заставили. Ничего, лето придет - отдохну.
А в остальном у меня все хорошо.
Передавайте привет Валерию Павловичу.

Борис

ПИСЬМО ВТОРОЕ

19 апреля

Здравствуйте, родные! Извините за долгое молчание.
Пишу из больницы. Доктор Барновский настоял, чтобы я вам написал. Мне
трудно писать. В голове быстро-быстро вертятся жернова - большие и
маленькие, мелкозернистые и крупнозернистые, массивные и легкие, -
размалывающие мозг, накручивающие на себя нервы.
Доктор говорит, что это скоро пройдет, так что вы не волнуйтесь. Я верю
ему, потому что лечение идет успешно, и я теперь уже отчетливо помню все
случившееся и знаю, почему попал сюда.
После ссоры с Самим собрание в лаборатории все-таки состоялось.
Возможно, я и ошибаюсь, но такого представления и в цирке не увидишь. Сам не
рычал и не ворчал. Наоборот, он казался усталым и даже печальным. Всем своим
видом и голосом он подчеркивал, что ему жаль меня.
Не скажу, что все сослуживцы были против меня. И все же на собрании со
всей очевидностью выяснилось, что в дружном и сплоченном коллективе я
человек сквалыжный, бунтарь-одиночка, возмутитель спокойствия. Меня
разоблачили и заклеймили, а я все-таки не подал заявления об уходе. Уж очень
не хотелось Самого радовать.
Через день вызвали меня к директору института. Выслушал он меня
внимательно, сочувствие в глазах засветилось.
- Потерпите полгодика, Борис Петрович, - говорит. - У нас перемены
назревают.
Полгода, вроде бы, и немного. Выплакался я ему в жилетку, решил
временно смириться, ждать. А ждать оказалось невмоготу. Как говорили
римляне, не так страшен рык льва, как вытье гиен и шакалов.
Я очень устал. Все меня раздражает... Чувствую себя отвратительно, и
стало мне казаться, что вокруг меня не лица человеческие, а морды звериные,
головы змеиные, лики птичьи... Стал я примечать, из-за чего люди враждуют и
дружат, отыскивать внутренние, глубинные, самые тайные, интимные, можно
сказать, причины - тошно мне показалось, не хотелось жить. А в голове все
чаще "жернова" перемалывали мои мозги, зерна мыслей моих - в муку, из