"Валерий Рощин. Зови меня ястребом " - читать интересную книгу автора

В отличие от единственного пугачевского ресторана "Иргиз", вход в этот
клуб был наглухо перекрыт для шпаны, замусоленных работяг и прочих смертных.
Зато клубные карты, предъявлявшиеся на входе вместо пропусков, имелись у
каждого представителя местного бомонда: у чиновников, бизнесменов, ментов.
Подобная избирательность в клиентуре резко снижала доходы владельца
"Мельницы" и в то же время служила гарантией спокойной и долгой
деятельности. Где еще отдохнуть от праведных дел уставшему, обессиленному,
опустошенному "слуге народа"? Да так отдохнуть, чтоб этот проклятый народ не
совался с просьбами, не докучал своим нищим видом, не мельтешил перед
глазами! Конечно же, там, куда вход стерегут молчаливые вышибалы.
Еще одним элементом, привносящим разнообразие в работу клуба, была
небольшая сцена. Двери для посетителей гостеприимно распахивались в шесть
вечера, гости разогревались водочкой и легкой закуской. А после десяти на
сцене появлялись пятеро музыкантов и радовали публику живой музыкой под
восхитительные, горячие блюда.
Безыскусный интерьер "Мельницы" возвращал в совковые времена; коллектив
поваров, официантов и нескольких вышколенных охранников трудился до
рассвета; меню было добротным, но без особенных изысков. В общем, как
довольно говаривали завсегдатаи: на тысячу рэ лавандоса здесь набьешь брюхо
и напорешься до полного отказа печени...

По темным улицам Пугачева неспешно вышагивал симпатичный плечистый
мужчина лет тридцати пяти с жестким гитарным футляром за спиной. Правильные
черты лица, потухший, исполненный равнодушием взгляд; длинные, давно не
мытые волосы; размашистая походка. Расстегнутая кроткая куртка из толстой
старой кожи, именуемая в народе "косухой". Под ней - темная футболка с
каким-то бело-красным росчерком на груди, потертые черные джинсы и не
чищенные узконосые туфли. Впрочем, выцветшую и давно утерявшую свежий вид
одежду поздним вечером все равно никто бы не заметил. Разве что самые
трезвые гости ресторана, перед которыми гитарист намеривался выступать на
маленькой сцене.
От домишки, в котором мужчина снимал комнату, до места работы было
двенадцать минут прогулочным шагом - ровно пять кварталов по улице Максима
Горького. Ровно пять коротких деревенских кварталов, сплошь состоящих из
одноэтажных халабуд с палисадниками и воротами, выкрашенными в неизменный
сине-зелено-коричневый колер. Перед палисадниками находилась "нейтральная
полоса", поросшая сорняком и кустарником. Ближе к центральной части улиц две
полосы смыкались, образуя проезжую часть, местами покрытую кусками асфальта,
но чаще состоящую из серебристых цепочек луж в грязной колее.
Обходя и перепрыгивая блестевшие в лунном свете "озера", мужчина
внезапно насторожился. Остановившись у куста сирени, прислушался. Так и не
обернувшись, двинулся дальше...
На ближайшем перекрестке решил сделать крюк и повернул влево. И снова,
замедлив шаг, навострил уши. А, снова выбравшись на Горького, перемахнул
стопку горбыля, скинул с плеча гитарный футляр, затаился. И стоял,
прижавшись спиной к гаражной стене, покуда не показались две крадущиеся
вдоль палисадников тени.
Темные фигуры сбавили темп преследования, о чем-то пошептались. Рванули
дальше и вдруг...
Вылетевший из мрака кулак сбил первого. Второй глухо охнул от удара