"Филип Рот. Мой муж - коммунист!" - читать интересную книгу автора

самодовольный, машущий флагом ура-патриот и узколобый сукин сын - вот кто
был Гамильтон Фиш. А когда избирательный округ старого идиота в пятьдесят
втором году перекроили, он нашел себе смену в виде Брайдена Гранта.
______________
* Гайд-Парк - городок, находящийся в 120 км к северу от Нью-Йорка;
в Гайд-Парке родился и жил Франклин Делано Рузвельт.

После допроса Грант сошел с помоста, на котором стояли кресла трех
членов комиссии и их юриста, и прямиком направился ко мне. Это ведь как раз
он сказал мне: "Я сомневаюсь в вашей лояльности". Но теперь он благосклонно
улыбался, как только Брайден Грант умеет - будто сам изобрел благосклонную
улыбку, - он протянул мне руку, и, хотя мне это было противно, я пожал ее.
Рука безумия... а я ее пожал - смиренно, вежливо, примерно так, как боксеры
перед схваткой соприкасаются перчатками; я пожал ее, и за это моя дочь
Лорейн много дней потом меня презирала.
Грант мне сказал: "Мистер Рингольд, я сюда специально сегодня приехал,
чтобы помочь вам обелить свое имя. Вы могли бы быть и посговорчивее. Нелегко
с вами - даже тем из нас, кто вам сочувствует. Хочу вам сообщить, что по
разнарядке я не должен был представлять комиссию в Ньюарке. Но я знал, что
вызовут вас, и сам напросился; я подумал, что, если вместо меня здесь будет
мой друг и коллега Дональд Джексон, помочь вам будет труднее".
Джексон - это был парень, который занял в комиссии место Никсона.
Дональд Л. Джексон из Калифорнии. Светозарный мыслитель, то и дело
поражавший публику высказываниями вроде: "Мне кажется, пришло время быть или
американцем, или неамериканцем!" Тот самый Джексон, который на пару с Вельде
затеял "охоту на ведьм" в среде протестантского духовенства, чтобы с корнем
вырвать оттуда коммунистический подрывной элемент. Эти ребята всерьез
считали, что нация без них пропадет. После того как Никсон из комиссии ушел,
Гранта стали считать ее интеллектуальным ядром, ответственным за выработку
всех глубоко выстраданных выводов и решений, и, как ни горько это
признавать, скорее всего, он таковым по сути дела и являлся.
Говорит мне: "Я подумал, что, наверное, помогу вам лучше, чем тот
уважаемый джентльмен из Калифорнии. Несмотря на то, как вы вели себя
сегодня, я все еще считаю, что могу помочь вам. Хочу, чтобы вы знали, что,
если, хорошенько проспавшись, вы решите все-таки прийти и обелить свое
имя..."
Тут взорвалась Лорейн. Четырнадцать лет, что поделаешь. Они с Дорис
сидели сзади меня, и, пока шло заседание, она кипела и клокотала громче, чем
ее мать. Ее ломало и корчило, она едва сдерживалась изо всех своих
четырнадцатилетних силенок. "Обелить имя от чего?  - возмущенно обратилась
Лорейн к конгрессмену Гранту. - Что мой отец сделал плохого?" Грант ласково
ей улыбнулся. Он был очень хорош собой - седая шевелюра, стройный, в дорогом
костюме, а приятностью манер очаровал бы любую бабульку. И голос у него был
на зависть: мягкий и в то же время мужественный, сразу вызывающий уважение.
Короче, он говорит Лорейн: "А вы хорошая дочь". Но Лорейн разве остановишь?
Впрочем, ни я, ни Дорис и не пытались ее останавливать. "Обелить свое имя?
Ему не нужно обелять свое имя, - продолжала она нападать на Гранта, - кроме
вас никто его не очерняет!" - "Мисс Рингольд, вы не совсем в курсе. У вашего
отца имеется некое прошлое", - сказал Грант. "Прошлое? - не унималась
Лорейн. - Какое такое прошлое? Что за прошлое?" Он снова улыбнулся. "Мисс