"Лилиана Розанова. Две истории из жизни изобретателя Евгения Баранцева (сб. "Фантастика, 1967")" - читать интересную книгу автора

И я прекрасно увидела - сначала не лицо, потому что она смотрела в
другую сторону, - но россыпь сверкающих волос и платье. И - платье...
Оно было белое. Вернее, не совсем белое. Точнее; почти белое.
Понимаете, как если бы цвета спектра, составляющие белый, смешались не
окончательно, а каждый немножко оставался бы сам собой: то синий, то
оранжевый звучали под сурдинку в этом белом оркестре, И оно тихонько
звенело, платье. Но совсем не так, как, например, позванивает лист
серебряной фольги, если по нему побарабанить пальцами. И уж совсем не
походил этот удивительный звук на нахальный посвист плащей "болонья". Нет,
нет, тут было иное. Я думаю, его и слышали-то не все. Наверное, так
звенели бы луговые колокольчики, если бы они звенели.
О фасоне я не знаю что и сказать. Позже я пробовала нарисовать его по
памяти, но ничего из этого не вышло, нарисовалась совершенная ерунда. Я
подозреваю, что постоянного фасона у него вообще не было. Трепетали,
переливаясь друг в друга, текучие детали, полукрылья бились вокруг рук и
за спиной, еле видимые полотна - или это только казалось? - струясь,
сходились у щиколоток ног наподобие узбекских шаровар. И туфли на Ксане
были именно такие, какие требовались для такого платья, и прическа -
такая; будьте уверены, она понимала в этом толк!
Даю вам честное слово, самые искушенные модельеры всесоюзного значения
никогда не видели и не увидят ничего подобного.
И я стала проталкиваться к Ксане сквозь обступившую ее толпу, чтобы
сказать ей это.
И тут Ксана обернулась.
И я увидела ее лицо.
В первый момент я не поверила себе, я подумала, что издали что-то
путаю. Я шла к ней все медленнее и медленнее и не могла отвести взгляда.
Я увидела словно не Ксану, а ее сестру, точь-в-точь на нее похожую, но
уродливую в той же степени, в какой Ксана была красавицей.
Она хохотала громким, отрывистым, довольным смехом. Ее глаза были
по-прежнему синие, но всего-навсего синие, похожие на маленькие осколки
фарфорового блюдца, и вообще главным в лице оказался большой полуоткрытый
рот.
Это тихий, переливчатый отсвет платья так изменил ее! Потом-то я
поняла, что в этом не было никакой фантастики: всем известно, как,
например, меняются лица под мертвенным светом люминесцентных ламп или,
наоборот, под прямо падающими солнечными лучами. Но тогда...
В Ксанином лице было нечто издревле жестокое; от тяжелого, оценивающего
прищура ушедших глубоко под надбровные дуги глаз сами собой возникали
такие ассоциации, додумывать которые до конца у меня не хватало духу.
Мне стало страшно.
Нужно было немедленно сказать ей, чтобы она сломя голову мчалась домой
переодеваться. Но тут грянул джаз из ресторана "Лазер", и Володька
Дубровский, пробившись к Ксане, повел ее на свободное от столов
пространство. Больше никто не танцевал: все смотрели на Ксану.
- Красота-а какая!.. - тоненько и восхищенно сказал кто-то за моей
спиной, Я обернулась и увидела ординарцев. Наверное, Женька позвал их
посмотреть результаты опыта.
- Красота? Где? - пожал плечами ушастый.
- Платье красивое, - поправилась девочка Лёка, и они повернулись и