"Гюг ле Ру. Норманны в Византии " - читать интересную книгу автора

руку, и как бы отталкивал ветер, с силой вздымавший волны, которые,
разбиваясь об утес, обдавали старика брызгами белой пены.
Долго стоял он так и смотрел на бушующее море. Видневшийся на
расстоянии человеческого голоса скалистый утес, казалось, то утопал, то
вновь всплывал из-под белых гребешков волны. Остроконечная вершина его
скрывалась в синеве тумана. Волны вздымались и, набегая на темные груды
гранита, зловеще чернели, а потом, кружась и падая, блестели и искрились
мелкими брызгами. В изменчивом полусвете тумана принимали они самые
причудливые, фантастические формы, поднимались, прыгали, вертелись, как
колдуны на шабаше, и когда, вскинувшись высоко, высоко с шумом и ревом
ударялись о берег, тогда старый жрец дико хохотал им в ответ. Налюбовавшись
дивной картиной бушующего моря, жрец пошел было обратно к храму, как вдруг
до ушей его донесся резкий крик, шедший как бы из волн. "Это кричит
чайка", - подумал он; но скоро должен был отказаться от своего
предположения, так как среди жалобного воя ветра ему ясно послышались
призывные звуки рога. В то же время у берега показался челнок, в котором
стоял высокого роста мужчина, ловко работая веслом, чтобы предотвратить
столкновение с острыми выступами утеса. Заметив старца, он бросил ему
веревку, а сам легко перескочил на берег, причем бесчисленное множество
погремушек, привешенных к поясу, плотно обхватывавшему его стройный стан,
равно как и к браслетам на руках, звенели как бубенчики. Во время прыжка
ворот его рубахи распахнулся, и старик заметил на могучей груди
татуированное изображение лодки. Он понял тогда, что перед ним стоит один из
викингов.
Безмолвно смотрели они друг на друга.
Жрец не мог не заметить, что за выражением беззаветной отваги,
сквозившей во всех чертах викинга, проглядывает полное спокойствие и
отсутствие того суеверного страха, который охватывал даже самых смелых
людей, когда они ступали на волшебный остров. Спокойствие это было, по всей
вероятности, от напряженной мысли, поглотившей все внимание молодого
человека. Казалось, что внутренняя, душевная работа сделала его
нечувствительным к внешним впечатлениям. Удрученный этой работой, он скорее
от усталости, чем из страха перед пристальным взглядом служителя грозных
богов, опустил глаза.
Подняв, наконец, голову, он гордым и небрежным жестом указал на
огромного лосося, лежавшего в лодке.
- Это все, что ты жертвуешь богу? - сердито крикнул старик.
- И вот это еще, - отвечал викинг, снимая со своей голой руки, покрытой
громадными, выпятившимися мышцами, большой золотой обруч.
Взвесив в руках обручье и оставшись, по-видимому, довольным его
значительным весом, жрец уже менее сурово приказал воину следовать за собой
к капищу.
Массивные сосновые бревна составляли стены храма. Покрытый Целым рядом
нагроможденных одна на другую крыш, из деревянных черепиц, соединенных между
собою подобно петлям кольчуги и смазанных для предохранения от порчи дегтем,
он блестел как бронзовый, Изображение двуглавого дракона возвышалось на
самой верхней крыше.
При своем гигантском росте молодой воин должен был согнуться чуть не
вдовое, чтоб войти в святилище. Оно было пусто, только вдали, на
жертвеннике, сложенном из камней, тлел огонь, да посредине храма стояла