"Александр Николаевич Рубакин. Рубакин (Лоцман книжного моря) (Жизнь замечательных людей) " - читать интересную книгу автора

глядя в окно на мигавшие в темноте огоньки.
В это же время там находился в ссылке известный профессор истории,
впоследствии, после февральской революции, ставший министром иностранных дел
Временного правительства, П.Н.Милюков. Отец мой чуть не с раннего детства
чувствовал необычайное и, я бы сказал, неумеренное уважение ко всем людям
науки, в особенности имеющим научные звания, за всю свою жизнь он не мог
отрешиться от этой слабости, которая сильно мешала ему в его оценке людей
науки. Профессорское звание Милюкова имело для него большое значение в то
время, и в ссылке он подружился с ним. Понадобилась революция, чтобы наконец
оторвать симпатии моего отца от Милюкова, - они оборвались, когда отец
прочитал в газетах заявление Милюкова о том, что революционеров надо
расстреливать. Впрочем, может быть, он об этом узнал и не из газет.
Для отца эта эпоха была эпохой его энергичного творчества. Здесь, в
Рязани, он составил свою книгу "Опыт исследования программы для народного
чтения". Здесь же, кажется, была им написана книга очерков
публицистически-беллетристического характера "Искорки", вышедшая в 1901
году.
Книга эта примечательна тем, что в ней впервые в русской литературе дан
новый, только что нарождающийся тип фабричного рабочего, еще не
сформировавшегося революционера, но уже полного революционных требований и
осознания своих классовых интересов. Отец не был беллетристом, и из него не
вышел бы крупный писатель-художник. Но на всех его книгах и работах лежит
печать публициста, остро чувствующего действительность и полного веры в
великое будущее русского народа, в революцию.
И эта книга была глубоко проникнута революционным духом, его не могла
заглушить даже жестокая цензура того времени. После выхода этой книги за
отцом установилась репутация революционного писателя, тогдашние "легальные
марксисты" - П.Струве и М.Туган-Барановский - пригласили Рубакина
участвовать в издаваемом ими журнале "Начало".
Отец никогда в жизни не "размагничивался", никогда не менял своих
убеждений. Поэтому его и недолюбливали в некоторых интеллигентских и
особенно писательских кругах, где так же легко загорались энтузиазмом, как и
впадали в беспросветное уныние. Многие писатели спивались, другие не могли
писать, не возбуждая себя спиртным.
Отец никогда не брал в рот спиртного и даже на меня впоследствии
смотрел с ужасом, видя, как я по привычке, приобретенной во Франции, пил
вино за обедом. Быть может, в этом у отца сказалась старообрядческая
закалка...
Все, что не относилось непосредственно к работе головы, он считал
ненужным и несерьезным. Поэтому он совершенно не интересовался спортом,
никогда в жизни им не занимался, не плавал, не бегал на коньках и глубоко
презирал "спортсменов".
Впрочем, так думал не только он, а и большинство окружавших нас
интеллигентов - писателей, врачей, инженеров. Это презрение к спорту отец
сохранил всю свою жизнь. В особенности он не любил и презирал танцы. У нас в
доме никогда не было танцев, хотя и часто собиралась молодежь. На собраниях,
если можно назвать таковыми чаи и ужины со знакомыми, спорили долго и
горячо, спорили до бесчувствия о разных политических вопросах, которых я
тогда как ребенок не понимал и слушать которые мне было скучно. Но в
результате этого слушания мне в голову и в память западали различные "умные"