"Александр Николаевич Рубакин. Рубакин (Лоцман книжного моря) (Жизнь замечательных людей) " - читать интересную книгу автора

исповедовала "непротивление злу насилием".
В первые годы замужества она много помогала отцу в его литературной
работе, играла ему на рояле, но потом пошли дети - у нее родились два сына,
оба в Швейцарии, и оба стали швейцарскими гражданами. Старший, Юрий,
талантливый инженер-строитель, остался в Швейцарии. Но он не потерял
интереса к родине своего отца и неоднократно приезжал в СССР после его
смерти. Младший, Борис, талантливый пианист и вдобавок замечательный
художник-фотограф, автор исключительных художественных снимков природы -
людей он не любил снимать. Он преподавал сперва в консерватории в Лозанне,
затем давал концерты в Европе, одно время был постоянным аккомпаниатором
знаменитого польского скрипача Губермана. Позже он уехал в Канаду и там
остался профессором консерватории и пианистом-концертантом, много
зарабатывал и часто приезжал в Европу, но у него не было никакого желания
поехать в землю своих предков.
Оба моих брата от второго брака отца фактически оторвались от родины,
мало интересовались работой отца и его теориями, ушли совсем в другие
области жизни, и это сильно огорчало отца.
Людмила Александровна так описывает свою первую встречу с моим отцом:
"Николай Александрович проводил меня в свою комнату в маленьком домике.
Рабочая келья. Простой деревянный стол, покрытый темной клеенкой, по стенам
простые некрашеные полки с книгами. Вся его фигура удивительно гармонировала
с этой "рабочей кельей". Широкоплечий, приземистый, как крепкий здоровый
боровик, в косоворотке темно-гранатового цвета - от него веяло чем-то
глубоко русским, здоровым и энергичным". Дача Коломийцева, причудливое
сооружение, построенное по его собственным чертежам, находилась в
"Профессорском уголке", недалеко от Алушты. Коломийцев устроил здесь
пансион, сдавал комнаты приезжим интеллигентам.
Рубакин, по словам Людмилы Александровны, "совершенно очаровал все
общество. Пансион зажил новой жизнью. Сплетни, разговоры о том, что у кого
болит, отошли на последний план. Говорили только о Рубакине, обсуждали
поднятые им вопросы, читали книги его сочинения ("Искорки", "Дедушка Время"
и т.д.). Со своим необыкновенным даром популяризации Николай Александрович
объяснял неподготовленной, большей частью женской аудитории самые сложные
научные и философские вопросы, с жаром громил несправедливости существующего
строя... Вероятно, не одна молодая жизнь потекла с того лета по новому
руслу". "Образ жизни Николая Александровича резко отличался от
времяпрепровождения дачной публики. Сейчас же после утреннего завтрака он
запирался в своей комнате и не переставал все утро работать..."
В один прекрасный день на дачу прискакал конный жандарм и привез ему
бумагу от департамента полиции о том, что за подпись под протестом
интеллигенции против жестокого усмирения казаками студенческой демонстрации
на площади Казанского собора в Петербурге Рубакину на год запрещен въезд в
Петербург и в ряд других городов и губерний. Рубакин остался в Алуште с
разрешения губернатора Таврической губернии "ввиду плохого состояния
здоровья", хотя в то время он был на редкость здоров и работоспособен.
В это время в Крыму тоже в ссылке был и Горький. Там они и
познакомились, и знакомство это сохранилось на всю жизнь. Горький
чрезвычайно ценил работу Рубакина, как это видно и по его письмам, и даже по
некоторым статьям. Так, в своей заметке по поводу статьи Н.Рубакина
"Размагниченный интеллигент" (СПб, сборник "На славном посту" в честь