"Александр Рубан. Пыль под ветром (Сны инженера Тенина)" - читать интересную книгу автора

между спящими, осматривая раны и перевязывая. Да ещё Аргхад, заставивший
лекаря вколоть ему пару ампул бензедрина и отмахнувшийся от перевязки
("Царапина!"), был радостен, горд, возбуждён и бодро занял пост возле входа
в шатёр. С алебардой наголо, уже побывавшей в деле, и с заскорузлой от
подсохшей крови тряпкой вокруг лба.
Бесценного Баргху, потерявшего слишком много крови, Илья, прежде чем
удалиться и уснуть, поручил особым заботам лекаря.


8.

Снилась Аля.
Она была в белом свадебном платье, при сбитой набок фате и с
ненатурально взрослой причёской, уже слегка растрепавшейся. Всё это ей
удивительно шло. Они с Ильёй на спор плясали вальс под "Облади-обладу", и
выяснялось, что это вполне осуществимо, если не очень обращать внимание на
музыку. А младший лейтенант Василий Мудрых, затянутый по случаю собственной
свадьбы в парадный, "цвета морской волны" мундир, был непривычно угрюм,
прихлёбывал шампанское, как воду, и косил на невесту ревнивым глазом. В нём
просыпался домостроевец. Ему начинало не нравиться, как взмётывается в
танце белый подол с высоким, выше середины бедра, разрезом, то и дело
открывая Алины загорелые ноги.
Ну и чёрт с ним.
Зато это нравилось Але.
К тому же, ведь это, наверное, был их последний танец, и пускай Васька
потерпит.
Все свадебные благоглупости были уже позади. Дрых, растянувшись под
гардеробной стойкой, шафер, мужественно выхлебавший полную туфлю коньяка.
Наливался хмельной нетворческой тоской институтский поэт, шевелил губами и
досадливо мотал головой - видимо, его программа была ещё не исчерпана, а
может быть, он остро переживал слишком вольную редактуру своих эпиталам и
мадригалов. Валялись под ногами бумажные мальчики и девочки, в невыполнимом
количестве извлечённые Васькой из капустного кочана. Кое-где, под ногами
же, похрустывало стекло. В одном тёмном углу целовались ("У вас своя
свадьба - у нас своя свадьба!"), а в другом то затухал, то с новой силой
разгорался генеалогический спор: кто кому теперь шурин и деверь, а кто -
просто свояк...
И почти никому, кроме притомившихся музыкантов да возревновавшего
мужа, не было дела до чудных Алиных ног.
- Давай больше не будем его дразнить, - шепнул Илья.
- Ещё чего! - возразила Аля. - Наоборот! - И тряхнула головой так, что
фата наконец оторвалась и мягко спланировала прямо в тарелку поэта.
Музыканты, словно того и ждали, сопроводили полёт фаты заливистыми
фиоритурами и выдули в саксофон жирную коду.
- Судьба! - сказал Илья, останавливаясь и останавливая Алю.
- Случайность, - возразила она и положила голову ему на плечо.
- Закономерная случайность, - сказал Илья, мягко отстраняя от себя
чужую жену. - То есть, судьба.
Потому что он уже слышал, как шумно сопит над своим фужером Васька.
(Но, видимо, всё-таки, понимает, что это глупо, и не встаёт, боясь потерять