"Лев Рубинштейн. Альпинист в седле с пистолетом в кармане " - читать интересную книгу автора

Были сильные морозы зимы 42-го года, и мне на воздухе ничего делать не
удавалось. Пришлось пилить его в землянке, которая была полна народа. Все
побаивались взрыва, но никто не уходил. Были недовольны, но терпели. Один
старик Корчагин, писарь из старых ленинградцев, говорил и кричал, что если
Левке нравится остаться с вырванным животом, пусть идет в окоп. Он скрипел и
не утихал и надоел всем больше, чем я. Тут один лихой молодец из нашей
разведки бросил патрончик от автомата в печку. Все это видели, кроме
Корчагина, и когда он взорвался, хорошо над стариком посмеялись (старику
было сорок пять).
Я резал этот проклятый взрыватель много раз, уменьшая и уменьшая его, и
когда, наконец, моя мина подожгла лес в той же химроте, нашу часть
передвинули от Воронова.
Потом я изобрел ружейный гранатомет - трубка надевается на ствол
винтовки, в нее закладывается ручная граната, которая при выстреле холостым
патроном газами толкается и летит довольно далеко. Но ... не успел я
закончить эскиза, как к нам на проверку прислали готовые такие же
гранатометы. Потом я придумал самодвижущуюся тележку, которую с заводом от
пружин можно пускать на или под приближающиеся танки. Она была похожа на ту,
которую мы видели на Луне. Следов ее я не видел ни под танками, ни в виде
ответа от бюро изобретений. Считал, что он меня не нашел.
Были еще какие-то идеи и наконец - прицел для бомбометания. Мне до сих
пор кажется, что это одна из самых интересных моих технических идей. Но я ее
никуда не посылал и никому не показывал. Пока оставалось во мне штатское -не
хотел. А когда выкурил его из себя - понял, что посылать бесполезно. Все
равно не дойдет.


РАНЕНИЕ


В системе оборонных дел зимы 42-го года мы иногда меняли границы своих
позиций, заменяя соседние части, а они заменяли других и нас. Но не единожды
пехоту не отводили ни для отдыха, ни для переформирования. Мы перемещались
лишь с позиции на другую и, занимая новые окопы, тихо несли свои трудности.
Но нет на войне ничего хуже перемены мест. На старом месте все обыкновенно.
И когда немец обедает, и когда стреляет, и куда стреляет, и даже куда ходит
в кустики оправляться (эти кустики очень нравились нашим снайперам). Захочет
Фриц или Вальтер посидеть на свежем воздухе, подумать о своей Марте или
Виолетте, и его запишут в список семьдесят восьмым или даже девяносто
девятым, и там уже нашему снайперу одного не хватает для "Героя".
Так вот! Мы всю ночь двигались к новым границам бригады или попросту
шли по буеракам передовых. Холодно. Мороз градусов двадцать или больше. И
тут на пути домушечка, на избушку похожая. Вошел я в нее погреться. Кругом
тихо, никто не стреляет, и избушка совсем цела. На полу все заня то - спят,
лежат, и ступить некуда. Казалось, что даже в два слоя. В одном углу стояла
железная койка без пружин, без досок и, конечно, без матраса - такие были до
войны в общежитии студентов. Поперек три железные палочки. Тут и клопу негде
поместиться.
Никто на нее не позарился, она была свободной. И на нее я
взгромоздился. Сидор на среднюю палочку, шинель сверху (тепло было в