"Вадим Руднев. Диалектика преследования" - читать интересную книгу автора

Поэтому часто преследователями оказываются классические персонажи,
олицетворяющие Сверх-Я: мать и отец (а также возлюбленный или возлюбленная,
отождествляемые соответственно с матерью и отцом). Здесь, по-видимому,
следует сделать несколько замечаний, касающихся этиологии и психодинамики
бреда преследования. Поскольку мать и материнская грудь - первые и наиболее
фундаментальные объекты, активно фигурирующие к тому же на
шизоидно-параноидной младенческой стадии развития, то логично предположить,
что преследование со стороны матери, Ужасной Матери (как в психоделических
трансперсональных видениях пациентов Грофа [Гроф 1992]), является наиболее
регрессивно-архаическим и в этом смысле наиболее фундаментальным.
В то же время здесь можно отметить, что концепция шизофреногенной
матери, которая актуализируется в качестве преимущественно говорящей матери
в пубертатный период (мы имеем в виду концепцию Грегори Бейтсона и его
коллег [Бейтсон 2000], обсуждавшуюся в работе [Руднев 2001]), получается,
носит с этой точки зрения вторичный характер по отношению к архаической
матери первых месяцев развития. И тот факт, что шизофреногенная мать говорит
и именно своим разговором загоняет в психотическое состояние, факт, как
будто противоречащий тому, что что бы ни говорила архаическая мать,
объектные отношения с ней, а точнее с ее грудью, представляют собой
отношения помимо разговоров, - этот факт свидетельствует, как видно, лишь о
том, что реконструкции Мелани Кляйн, сделанные nachtraglich, суть
реконструкции ее как матери, ведущей ретроактивный диалог с собственными
детьми, как бы вторично переживающей их младенческий шизоидно-параноидный
опыт; информация об особенностях этого опыта черпалась, безусловно, из
разговоров с пациентами, первыми из которых и были ее дети.
В этом смысле можно сказать, что концепция шизофреногенного двойного
послания есть концепция реактивации речи матери на расщепленное двойное
"послание", которое ей же сообщает в своих орально-садистических фантазиях
младенец. И в этом же смысле мать подростка-шизофреника в определенной
степени должна быть оправдана, или, во всяком случае, ее вина должна быть
перенесена на полтора десятилетия назад, во времена ее общения с грудным
младенцем.
Здесь необходимо разобраться в том, как нам интерпретировать
соотношение ролей отца и матери в образовании психоза. Как нам соотнести
материнские концепции психоза (такие, как кляйнианская и бейтсоновская) и
отцовские концепции, принадлежащие Фрейду и Лакану. Существует ли
шизофреногенный отец и какую роль он играет в психозе? Факты и интерпретации
свидетельствуют о том, что отец может быть как преследователем, так и
защитником преследуемого.
Лакан в основополагающей статье "О вопросе, предваряющем любой
возможный подход к лечению психоза" писал:
Для возникновения психоза необходимо, чтобы исключенное (verwofen), т.
е. никогда не приходившее в место Другого Имя Отца было призвано в это место
для символического противостояния субъекту.
Именно отсутствие в этом месте Имени Отца, образуя в означаемом
пустоту, и вызывает цепную реакцию перестройки означающего, вызывающую, в
свою очередь, лавинообразную катастрофу в сфере воображаемого, катастрофу,
продолжающуюся до тех пор, пока не будет достигнут уровень, где означаемое и
означающее уравновесят друг друга в найденной бредом метафоре
[Лакан 1997: 127]