"Вадим Руднев. Диалектика преследования" - читать интересную книгу автора

Отец (Имя Отца, Бог-Отец) по большей части скорее "благословляет" на
психоз, понимаемый как подвиг самоотречения, попустительствует психозу и
является путеводной звездой психоза. Мать же скорее соблазняет на психоз.
Так в истории Иисуса роль Отца была в том, что Иисус опирался на Его фигуру
и авторитет в своих идеологических построениях. Мать не играла никакой роли
за исключением того эпизода, когда она пришла предъявить свои материнские
права, на что ей было отвечено с указанием на учеников: "Вот матерь моя и
вот братья мои".
Думается, что, если продолжает иметь смысл деление эндогенных психозов
на маниакально-депрессивный и шизофрению (что у меня, вслед за Т. Кроу [Crow
1997], вызывает сомнения, - так же, как и ему, мне кажется, что великая
крепелиновская дихотомия отчасти отжила свое - случай нередкий в науке: так
отжило свое и соссюровское деление на язык и речь, которым после Хомского
никто не пользуется), то, если говорить о бреде преследования, чисто
депрессивный (без параноидного компонента) психоз связан скорее с образом
матери, так как орально-депрессивный компонент - это безусловно материнский
компонент, паранойяльно же параноидный компонент скорее связан с темой отца.
Почему? Объяснения могут быть двоякого рода. Паранойя - это болезнь
пансемиотизма. А Отец, Имя Отца - это самый первый и главный знак в жизни
субъекта, олицетворение Закона, олицетворение самого лакановского
Символического. Отец судит и наказывает, как в прозе Кафки, но отец даже
наказующий и тянущий на муку, всегда остается с субъектом (ср. "Боже, зачем
ты меня покинул?" - но Он и не покинул, как показали дальнейшие события).
Мать прежде всего не знак, а живое тело, которое любит и прощает, но которое
покидает во время страдания (мать стояла у креста, но Он говорил "жено, что
мне до тебя?").
С другой стороны, гомосексуальные объектные отношения, которые
характерны для параноика [Freud 1981], - это скорее, конечно, отношения с
однополым отцом. Когда параноик видит во всем знаки преследования, это
отцовские знаки. Ревнивцу жена изменяет с другим мужчиной (конечно, с
отцом!). Мать же вообще не подает знаков - если только она не соблазняет на
инцест. Но материнский знак, приглашающий к инцесту, - это интроективный
квазизнак: мать приглашает на самом деле не к удовольствию, она предлагает
вернуться обратно в утробу. Таким образом, мать в качестве преследователя
стремится уничтожить сына скорее в том смысле, что хочет вернуть его в
состояние до рождения, во внутриутробное состояние полного подчинения ей.
Отец как преследователь хочет лишить его прежде всего тела (или его главной
части - страх кастрации лежит, согласно Фрейду, в основе любого страха
[Freud 1981a]), которое возжелало мать, и тем самым ввергнуть в пучину чисто
а-семиотического мученья (субъект-шизофреник лишается тела как основного
знаконосителя - мучения семантики в чистом виде: шизофрения и есть чистая
семантика без знаков).
Таким образом, получается, что шизофрения - это прежде всего отцовский
психоз, психоз человека, минувшего не только шизоидно-параноидную позицию и
вернувшегося к ней, не преодолев позицию депрессивную, но и минувшего Эдипов
комплекс. Маниакально же депрессивный психоз, лишенный
паранойяльно-семиотического измерения, весь построенный на чувстве вины и
утраты, - это доэдиповский материнский психоз, более примитивный и поэтому
более "проходимый". Можно сказать, что при маниакально-депрессивном психозе
играет роль только мать, а при шизофреническом мать играет роль приманки,