"Вениамин Семенович Рудов. Черная Ганьча " - читать интересную книгу автора

тринадцатому сектору лежал через молодую лесопосадку с хрупкими, еще
беззащитными сосенками, похожими при дневном свете на зеленых ежей.
Лесопосадку заложили в позапрошлом году на месте давнишней вырубки, где до
войны шумел листвой уникальный березник - каждое дерево толщиной в обхват.
Немцы от них даже пней не оставили.
Бежать в темноте через лесопосадку было чрезвычайно трудно, мешали
борозды пахоты, о них то и дело кто-нибудь спотыкался. Стояла августовская
ночь, с черным небом над головой, мерцающими, дрожащими в недоступном
бездонье зелеными звездами. Суров прикинул, что группа достигнет следа минут
через десять - пятнадцать, не раньше, и если к тому времени Шерстнев не
задержит чужого, тогда придется развернуть поиск на большом пространстве,
покрытом лесом, кустарником, изрезанном осушительными канавами и
обвалившимися окопами минувшей войны. А это очень сложно. Все сейчас
зависело от Шерстнева.
Впереди, за осушенным торфянищем, где раскинулся Мокрый луг, начинался
тринадцатый сектор. До слуха Сурова оттуда долетел шум, словно кто-то
продирался через кустарник. А может, почудилось? Ведь там еще в прошлом году
дотла выкорчевали заросли тальника и ольховника, росла только осока. Эта
местность получила название Кабаньи тропы - через нее дикие свиньи ходили на
водопой.
В тумане смутно виднелась широкая спина Колоскова, за ним легко и
неслышно бежал Мурашко, последним - Азимов.
Посадку пересекли в молчании. От границы, гася звезды, полукругом
наползала черная туча. Одним концом она заходила в лес, другим охватывала не
видный отсюда станционный поселок, погруженный сейчас в темноту.
Тринадцатый сектор был уже близко.
По ту сторону границы взревел паровоз. Эхо катилось над лесом, долго не
умолкая. Сурову паровозный гудок напомнил о Вере: в то утро, когда она
уезжала, тоже вот так протяжно и немного тоскливо по лесу катилось эхо, и
Мишка, не понимая случившегося, восторженно махал на прощанье ручонкой.
Последние недели Суров решительно гнал от себя мысли о Вере, а они,
непослушные, назойливо возвращались, приходили незванно-нежданно. Он
обрадовался, когда его вдруг окликнули в тишине:
- Товарищ капитан, след!
Колосков, светя фонарем, склонился над отпечатком. Над следом
крест-накрест торчали два прутика, воткнутые Шерстневым. И еще два отпечатка
Шерстнев накрыл плащом. Эти видны были совершенно отчетливо: крупные, "в
елочку", размером сорок четыре.
- Маладэц Шерстынов! - воскликнул Азимов. - Головам думит.
- А то чем же он должен думать? - рассмеялся Мурашко.
- Вай, маладэц! Слэд пылащ адэвал.
- Ну, ты даешь! - рассмеялся и Колосков.
- Канешна, ево маладэц, Шерстынов.
Наивный восторг первогодка на минуту развеселил всех.
Суров сдержал улыбку:
- Ставьте, Колосков, собаку на след. Мурашко, вы прикрываете
инструктора. Действуйте.
Колосков размотал поводок, собака с места устремилась вперед, пригнув к
земле морду. Мурашко снял с плеча автомат, побежал за старшим сержантом.
Начался поиск по следу.