"Вениамин Семенович Рудов. Черная Ганьча " - читать интересную книгу автора

В воздухе над спортгородком, с трех сторон окруженным ольховником,
дрожало легкое марево - после вчерашнего ливня земля не успела просохнуть, и
над этой отвоеванной у леса узкой полосой глинозема висела вязкая духота,
как в заставской бане. Суров то и дело вытирал с лица и шеи испарину, но с
окончанием занятий не торопился - близился инспекторский смотр.
Уже по третьему разу солдаты преодолевали полосу препятствий, умело и
сноровисто, словно им были нипочем коварные лабиринты и отвесные стенки,
широкие рвы и узенькие проломы, и гранаты метали точно по цели - в траншею,
ни одной мимо. Старшина в родной стихии будто помолодел, ходил орлом, весело
отдавая команды, подкрученные кверху усы стояли торчком. На глазах человек
преобразился, не скажешь, что без года - полсотни. Еще молодому даст фору,
даром что тяжеловат.
И все же наступила пора закругляться.
- Теперь наш с вами черед, Кондрат Степанович, - сказал Суров
подошедшему старшине. - Пошли, что ли?
Холод привычно вскинул к козырьку правую руку:
- Есть, товарищ капитан. Правда, оно...
- Тогда за мной, бегом!..
Не заметив дрогнувших под усами губ старшины, не обратив внимания на
мелькнувший в глазах испуг, Суров взял с места бегом, легко одолел первое
препятствие, второе, с ходу, красивым броском, перемахнул через третье,
ящерицей прополз под низенькой "мышеловкой", ни разу не зацепившись за
колючую проволоку.
Не пришло в голову оглянуться назад. Не видел, как трудно дается Холоду
полоса. А между тем грузный пожилой человек выбивался из сил. Выдохся старый
вояка, будто сто верст отмахал без привала. От воротника до пояса
гимнастерка на нем потемнела от пота, и руки висели вдоль тела как плети.
На выходе из спортгородка пограничников накрыла темная туча - полил
косой дождь, шумный, веселый, и закипела, пузырясь в мгновенно налившихся
лужах, вода.


Выкроив полчаса, Суров забежал домой закончить уборку квартиры. Таз с
водой стоял посреди столовой напротив открытого во двор окна, тряпка
валялась на недомытом, в грязных потеках, крашенном охрой полу, сухая и
покоробленная. Тряпку нагрело солнцем, и Суров, окунув ее в теплую воду,
вспомнил привычку жены мыть полы теплой водой с мылом - чтобы ярче блестели.
С пятачка - места для курения, прозванного солдатами "брехаловкой", - в
открытое окно тянуло табачным дымом, слышались возбужденные голоса - видно,
солдаты о чем-то спорили, как часто между ними случалось, когда расходились
во мнениях.
Много раз Суров собирался убрать из-под своих окон врытую в землю
железную бочку и две деревянные скамьи на чугунных подножках, да все руки не
доходили. Сейчас ему было не до "брехаловки" с ее спорщиками - воспоминание
обострило в нем чувство тоски по сыну. Оно теперь часто в нем обострялось,
стоило лишь войти в пустую квартиру, отданную во власть пауков - они на
удивление быстро заволакивали углы паутиной.
Устоявшаяся тишина нежилых комнат, где каждый звук отдавался как в
пустой бочке и каждый предмет напоминал об уехавшем Мишке, гнала Сурова
вон - к людям, к работе, которой хватило бы на троих; он и ночевать сюда