"Вениамин Семенович Рудов. Черная Ганьча " - читать интересную книгу автора

курица".
На весенней поверке Холод впервые почувствовал в себе непривычную
тяжесть - еще взобрался на брусья, кое-как кувыркнулся и как куль муки
плюхнулся наземь. А какой строевик был! Был! Был да весь вышел. Тогда
подполковник и сказал потрясшие Холода слова:
- Расторговался, старшина! С ярмарки, стало быть, едешь.
- Никак нет, товарищ подполковник, я еще при полной силе, - ответил
тогда ему Холод.
Слова-дрова. Голова не проняли, не убедили.
- Была сила, когда мама носила. Пора на пенсию, - сказал он.
Разговор на первый взгляд шутейный, мимолетный, но Холод почувствовал:
подполковник говорит всерьез, не шутит. Хотел вечером подойти, по-хорошему
попросить: так, мол, и так, товарищ подполковник, зараз мне сорок девять,
исполнится на будущий год аккурат полсотни - отсылайте тогда на пенсию.
Тогда и Лизка в институт пристроится, и мне место обещано в лесничестве, и
Ганне дело найдется. Мы ж отсюдова - никуда, приросли, что называется, к
границе.
Хотел, да не пошел - гордость, что ли, помешала или из-под
подполковничьих очков светились холодом глаза. О чем-то говорил с Головым
Суров, вышел от него расстроенный, но так случилось, что ни Холоду ничего не
сказал, ни Холод его ни о чем не спросил.
Холод поднялся на вершину. Голов был на полпути к пограничному столбу,
и отсюда, с высоты, казался меньше ростом, не таким грозным.


8

Шагать в мокром кителе было неприятно, но Голов думал - так быстрее
высохнет. Дорога не была в тягость, ходить пешком он любил. Пожалуй, во всем
пограничном отряде никто столько раз не измерил ногами участок границы от
стыка до стыка, как он, Голов. И сегодня планировал пойти в ночь на проверку
нарядов. Вот, думал он, надо привести в порядок одежду.
Снизу, поднимаясь по склону, Голов увидел старшину Холода, сразу узнал
его, освещенного косыми лучами заходящего солнца, краснолицего и неловкого,
с заметно выступающим животом и грузной походкой. Его кольнуло, что Суров
вместо себя послал старшину. Сам начальник заставы обязан был встретить.
Много себе Суров стал позволять. В независимость играет. "Я тебе, уважаемый
капитан, дивертисментики эти раз и навсегда - под корень, десятому закажешь.
Думаешь, важное задержание, так тебе позволительно вольности допускать.
Изволь служить!.."
Гнев мигом прошел, едва Голов вспомнил о своем виде. Внешний вид -
первым долгом. И не потому, что по одежке встречают. Одежка тут ни при чем.
Другое крылось в немаловажной привычке: плохо или небрежно одетый Голов
самому себе казался ущербным, неполноценным.
С такими мыслями он преодолевал последние метры к вершине холма,
сближаясь со старшиной.
Холод, запыхавшись от быстрой ходьбы, с трудом вскинул руку под козырек
фуражки:
- Товарищ подполковник, на участке пограничной заставы... признаков...
нарушения государственной границы...