"Легар Баронович Рудый. Порождение зла, или нет страшнее врага, чем бывший друг " - читать интересную книгу автора

молока, по-моему, уже пора!
Мы, услышав о прогулке, забеспокоились - действительно пора! Находясь в
замкнутом помещении мы начали присматриваться друг к другу, выискивать
симпатии, оценивать поведение при кормёжке и прогулках. Коллективчик у нас
подобрался особенный. Его душой был ризен Цыган, который никого не доставал
как Ханя, не сторонился как Серый, не заискивал как Рич, был со всеми ровен
и предупредителен, не теряя при этом чувства собственного достоинства. Он, в
отличие от всех ризенов, не кидался при малейшем шорохе с диким лаем на
верь, улыбался шуткам других и сам любил удачно пошутить. Он реагировал, с
общей точки зрения, на всё правильно. За это его все уважали.
Ну, да я отвлёкся.
Нас вывели на прогулку. Мы старались не толкаться, но всё же держались
кучно, не отходя далеко от дома. Деревья вокруг "сакли", как скаламбурил
Цыган, пахли нашими с-саклями. С прогулки забрали и увели Николая на
невольничью ночёвку. Мы тихонько бродили по кругу. Хозяин Хани повернулся к
"настоящему полковнику", о чём-то спросив его. В этот момент Ханя резко
дёрнул и, вырвав поводок, ринулся в потемневший лес с весёлым лаем.
- ...твою мать! - вырвалось у хозяина. - Назад, Ханя! На-за-д!!
Мы рванулись в сторону исчезнувшего буля, резко натянув поводки.
- Стоять!!! - как выстрел раздался синхронный хор голосов.
Через секунду вся наша команда летела, не разбирая дороги, в сторону
удаляющегося Хани.
Мы не успели... Когда сумели разыскать место боя, там уже было пусто. В
редком ельнике пятачок земли был вытоптан и утрамбован. В центре его лежало
то, что раньше было весёлым Ханей. Вокруг валялись чьи-то уши, чьи0то
клочья. Нечувствительный к боли и имевший хорошие челюсти, Ханя дорого
продал свою жизнь: рядом с ним в свете фонаря лежало три мёртвых тела
довольно солидных дворняг. Вот и открыт счёт нашим и ИХ прорехам.
Виктор опустился рядом с останками и застонал.
У мужиков заходили желваки. В темноте этого не было видно, но мы по
чувствовали.
Похоронив Ханю и забрав трупы собак, мы вернулись в лагерь. На
ближайших к "сакле" деревьях были оставлены зарубки: на одном - три, на
другом - одна. В разведенном боевиками громадном костре горели принесённые
туши людоедов. Вокруг костра, освещённые его пламенем, бубня какую-то
мелодию, двигались, притоптывая, вооружённые люди. Это был жуткий танец,
сопровождавшийся грохотом автоматных очередей в небо.
В эту ночь всем не спалось.
Боевики принесли мясо, но никто из нас, кроме Серого, не притронулся к
нему. "Настоящий полковник" остановил Виктора, открывающего третью бутылку
водки.
- остынь! Этим ты не поможешь. Не хватало нам ещё твоей смерти.
- Да пошёл ты! - крикнул Виктор и с какой-то нечеловеческой силой
вогнал охотничий нож по самую рукоятку.
Потом посидел, передёрнулся и неожиданно заплакал навзрыд:
- Ты ведь знаешь, что у меня нет детей. Он мне был как сын!
Лютый подошёл, навалился сзади, обхватил его голову и как-то жалобно
произнёс:
- Прости меня...
Виктор, лежа на столе, всё плакал и плакал, затем затих - водка взяла