"Вера Русанова. Букет для будущей вдовы" - читать интересную книгу автора

понимала отчего это. Она только что родила, так и должно болеть. Но почему
человек уносит необмытого ребенка? Почему он не заворачивает его в пеленки?
Почему?
Днем боль не уходила. Только притуплялась. "Патологии не вижу!" -
пожимала плечами врач-гинеколог. "Я не могу сам тебя осматривать", -
говорил Анатолий. Она терпела, пока однажды не упала в обморок. И тогда
гинекологиня, наконец, "прозрела", в ужасе ахнув: "Боже мой! Такая миома! В
вашем возрасте!"
Лиза сдала все необходимые анализы, в том числе, и образец тканей на
цитологию, и стала ждать. В толпе она теперь почему-то все чаще слышала
разговоры о раке, видела людей с круглыми, лоснящимися опухолями на шее или
возле мочек ушей. Она не могла не думать об опухоли, растущей внутри нее.
Растущей вместо ребенка, которого она так хотела. А потом книга по
онкологии появилась на столе у Анатолия. И тогда она забилась в истерике и
закричала, что умрет. Он успокаивал, гладил по голове и, словно бы
нечаянно, ощупывал лимфатические узла. Лиза чувствовала, понимала и от
этого боялась ещё больше.
Результаты анализов пришли через две недели. День в день. Выписку ей
не показали, зато показали мужу. А ей просто сказали, что необходима
операция. Ничего страшного. Обычная операция, тысячи женщин через это
проходят. Но ей было двадцать девять лет, и она отчаянно не желала
причислять себя ни к тысячам, ни к миллионам. Анатолий тогда снова начал
курить, недокуренные "бычки" валялись по всей квартире. Лиза говорила:
"Если все обойдется, мы обязательно разведемся. Ты не должен жить с
калекой. Я буду - не женщина и никогда не смогу родить. Ты это знаешь". "Я
женился на тебе не из-за того что польстился на твою потенциальную
плодовитость", - отвечал он и снова тянулся за зажигалкой. Шутки у него
получались все менее и менее смешными...
А потом все, и в самом деле, обошлось. Она наблюдалась в онкологии
еще, наверное, полгода. Потом с ней торжественно простились и пожелали
никогда больше не возвращаться. Впрочем, это было только пожеланием, а
наверняка она знала только одно большое "никогда", рассыпающееся на тысячу
маленьких: её никогда не привезут по "Скорой" в роддом, никогда не
прокричат в самое ухо: "Тужьтесь, женщина! Тужьтесь!", и никогда не
поздравят: "С дочкой вас, мамаша! Смотрите! Любуйтесь! Какая красавица -
вся в мать!"
Лиза почти не плакала. Она просто жила с этим "никогда". До того
самого дня, когда Анатолий однажды спросил: "А может усыновим кого-нибудь?
Или удочерим?" Она сразу поняла, что это будет только девочка. И никто
никогда не посмеет усомниться в том, что эта девочка - её родная дочь.
Именно тогда Лиза испугалась во второй раз: "А если все-таки узнают? Если
расскажут ей, девочке? Что тогда?" "Ну и что?" - спросил муж. - "Все равно
она когда-нибудь должна будет узнать, поэтому мы все расскажем сами".
"Нет!" - закричала она и неожиданно для самой себя потеряла сознание.
Ничего страшного, обычный обморок, но Анатолий с тех пор о том, что дочь
должна быть в курсе всего, ни разу вслух не вспоминал.
Вопрос о том, чтобы усыновить младенца из Михайловска даже не
поднимался. Все заявления и справки подавались в многочисленные комиссии из
Москвы. Им обещали, их обнадеживали, а Лиза чувствовала себя так, словно
уже носила под сердцем ребенка. Ее даже немного тошнило по утрам. Когда