"Салман Рушди. Флорентийская чародейка" - читать интересную книгу автора

мягкосердечного и велел пронести себя по улицам, возглашая при этом: "Шумите
и кричите, люди, сколько душа пожелает! Шум - знак жизни, а громкий шум -
признак того, что жизнь - хорошая штука. Успеем намолчаться, когда смерть
придет". Город взорвался радостными криками. В этот день все поняли, что их
император не похож на прежних и теперь все пойдет по-иному.

***

В стране наконец-то настал мир, но душе императора покой был неведом.
Он только что вернулся из похода. Он задавил мятеж в Сурате, но и на марше,
и во время боя философские и языковые проблемы занимали его ум наряду со
стратегическими. Император Абул-Фатх Джелаль-ад-дин Мухаммад, царь царей,
которого с детства так и звали - Акбар, то есть "великий", а впоследствии
стали, презрев явную тавтологию, именовать Великий Акбар, то есть великий
вдвойне, величайший из великих, настолько великий, что удвоение эпитета
почиталось не только уместным, но и совершенно необходимым, дабы с
наибольшей полнотой выразить величие его славы; Великий Могол, запорошенный
дорожной пылью, закаленный в битвах, непобедимый и меланхоличный, начинающий
полнеть и длинноусый, разочарованный и поэтичный, наделенный невероятной
мужской силой обладатель абсолютной власти; тот, который был столь
великолепен, столь всемогущ, что с трудом верилось, как все это могло
сочетаться в одном человеке, - этот правитель, словно неудержимый потоп,
поглощающий одно за другим царства и части света, этот многоглавый монстр,
говорящий о себе во множественном числе, во время долгого, однообразного
пути домой и компании множества отрубленных голов поверженных врагов в
наглухо запечатанных кувшинах предавался размышлениям о соблазнительных
возможностях, которые представляет употребление формы первого лица
единственного числа, то есть местоимения "я".
Монотонные и тягучие дни путешествия по суше располагают человека
соответствующего темперамента к неторопливым размышлениям на самые
разнообразные, не связанные между собою темы, и Великий Могол на обратном
пути к столице думал об изменчивости мира, о величине звезд, о грудях своих
жен и о природе Господа. Ныне же предметом его размышлений явилась проблема
грамматическая, а именно употребление личных местоимений первого, второго и
третьего лица единственного и множественного числа и их соотношение с
личностью как таковой. Сам Акбар никогда - ни в мыслях, ни во сне - не
говорил о себе "я". По отношению к себе он всегда употреблял "мы" - иначе и
быть не могло. Император был воплощенное "мы": произнося "мы", он твердо и
вполне искренне был убежден, что вмещает в себе все народы, все города и
земли свои, все горы, долины, реки и озера, все растения - словом, все, что
жило и дышало в пределах его царства, включая птиц, кусачих комаров и
безымянных гадов, затаившихся под землей и расшатывающих основы вселенной.
Он являл собой воплощение и итог всех побед, вместилище всех качеств,
способностей, жизненного опыта и, пожалуй, даже душ своих поверженных или
временно усмиренных врагов. Кроме того, он был убежден, что в его особе
заключено прошлое и настоящее народа и в ней же залог его будущего.
"Мы" - только так и следует называть себя государю. Однако чисто
умозрительно, а также справедливости ради можно предположить, что простые
смертные, думая о себе, тоже употребляют форму множественного числа. Неправы
ли они? Или - о предательская мысль! - неправ он сам? Быть может,