"Джоанна Расс. Когда все изменилось" - читать интересную книгу автора

дьявольщину, Кэти сильно побледнела.
- Это Вайлэвэй, - ответила я.
Он продолжал непонимающе смотреть.
- Вайлэвэй, - сказала я. - Вы помните? У вас есть сведения? На
Вайлэвэй была чума. - Он, кажется, немного заинтересовался. Головы в
глубине комнаты повернулись в нашу сторону, и я узнала депутата местном
профессионального парламента. К утру будут заседать все городские советы,
все районные партийные собрания.
- Чума? - спросил он. - Самое большое несчастье.
- Да, - ответила я. - Самое большое несчастье. Мы потеряли половину
населения в одном поколении.
Казалось, это произвело на него сильное впечатление.
- Вайлэвэю повезло, - сказала я. - У нас оказался большой резерв
первоначальных генов, нас избрали в качестве высшей интеллигенции. У нас
осталась высокоразвитая техника. Среди выживших большая часть взрослых
владела двумя-тремя специальностями. Плодородная почва, благоприятный
климат. Теперь нас тридцать миллионов человек. Промышленность растет, как
снежный ком, - вы понимаете? Дайте нам семьдесят лет, и у нас будут
настоящие города, индустриальные центры, профессии, рассчитанные на полный
рабочий день, радиооператоры, машинисты. Дайте нам семьдесят лет, и никому
из нас не придется проводить три четверти жизни на ферме.
Я объяснила, как трудно, когда творческие люди только под старость
получает возможность работать с полной отдачей. До мот мало кто из них
располагает такой свободой, как я и Ким. В общих чертах я попыталась
описать нашу систему правления. Две палаты - одна построена по
профессиональному принципу, другая - по территориальному. Я объяснила, что
районные партийные собрания рассматривают и решают вопросы, слишком
серьезные для отдельных городов. И что власть не имеет пока еще
политического характера, хотя, дайте время, и это будет. Вопрос времени
всегда был довольно деликатным моментом нашей истории. Дайте нам время. Не
было особой необходимости жертвовать уровнем жизни в угоду стремительным
темпам индустриализации. Пусть все идет своим чередом. Дайте только время.
- А где все люди? - спросил этот маньяк.
И тогда мне стало понятно, что он имел в виду не людей вообще, он
имел в виду мужчин, а в слово "люди" вкладывал тот смысл, какого это слово
не имело на Вайлэвэй уже шестьсот лет.
- Они умерли, - сказала я, - тридцать поколений назад.
Казалось, его ударили ножом. Он захлебнулся воздухом. Он было
попытался встать со стула, но только приложил руку к груди и обвел нас
взглядом, в котором странно смешались ужас и сентиментальная нежность.
Потом он с откровенной горечью и очень серьезно произнес:
- Непоправимая трагедия.
Я промолчала, не совсем понимая, что он имеет в виду.
- Да, - сказал он на выдохе и улыбнулся той странной,
полувзрослой-полудетской улыбкой, которая что-то скрывает и вот-вот
прорвется возгласами одобрения или радости. - Большая трагедия, но это
прошлое.
И опять он оглядел нас всех с каким-то странным сочувствием, как
будто мы были инвалидами.
- Вы поразительно приспособились, - сказал он.