"Джоанна Расс. Этой ночью у моего огня" - читать интересную книгу автора

пятнами, будто солнце никогда не касалось ее своими лучами. Старая
черепаха шаркает на кухню. Этой ночью, у моего огня. Под моими часами, за
моим столом, на моих стульях.
- Накорми его, - говорит мой муж.
Я подчиняюсь. В моем очаге скрыта опасность. И в проводах на стене -
тоже опасность. Плохо. Очень плохо. Но снаружи, за стенами дома, еще хуже.
В два, в три, во много-много раз. Я слежу за тем, как старик ест. Мне
интересно. Мне интересно все. Я слежу за Л). Я смотрю на его покатые
плечи, на его руки, на его мускулистые бедра. Всему, я полагаю, есть свои
причины. Л) уходит в комнату. Я остаюсь наедине со стариком. Я начинаю
раскладывать карты. Старик берет одну:
- Что это?
- Это? Это - Смерть.
- А это что?
- Воскресение.
Я пытаюсь продолжить расклад, но он хочет забрать все. Зловредный
старик. Я жалуюсь. Л) говорит, чтобы я оставила карты в покое. Оттуда, из
комнаты. Изнутри. Издалека. Но я не возражаю. Я отдаю все будущее прямо в
руки старику. Мы продолжаем в том же сумасшедшем темпе. Дом гудит. Старик
уже сбросил на пол все мои карты; он смахнул их со стола с воплем:
- Я хочу! Хочу! Хочу!
Он вопит и трясется, словно совсем обезумев.
Я собираю карты. Медленно, спокойно и даже добродушно. Я объясняю
старику, что карты символизируют мир. И что мир соткан из сплетений
противодействующих сил. И что Земля вращается вокруг Солнца. А Вселенная
разлетается в бесконечность. Подобно ныряльщику, парящему в неподвижной
водной толще, я огибаю стол, и карты проплывают перед стариком: Смерть,
Смерть, Смерть. И мне известно, мне прекрасно известно, как это делается.
- Знаешь ли ты, старик, что означает это? - говорю я. - Это означает
Смерть.
- Знаешь ли ты, старик, что означает это? - говорю я. - Это означает
Смерть.
- А вот это - означает Забвение, - говорю я. - Вот - Воскресение во
Славе, а вот - Сила, а вот - Добродетель.
Поздно ночью предметы зачастую исчезают и превращаются в силу. Они
становятся энергетическими полями. Мой большой белый сундук - дьявольский;
он клацает, скрипит, грохочет. Моя нарядная скатерть ниспадает в пустоту.
Мои карты, дивно притягательные, они переливаются красным, зеленым,
желтым, синим. Старик наблюдает за мной. Он знает. О, как он глядит! И как
знает! Обращаясь к людям, я всегда говорю "дорогой, дорогая". Ведьмы,
таким образом, женщины домашние, и потому я гадаю ему, а мой мужчина спит
в соседней комнате, а Земля вращается вокруг Солнца, Солнце - вокруг
далекой звезды. И все это с устрашающей скоростью летит чрез небеса. А Л)
безучастно спит, и шевелится во сне, и переворачивается, длинный, как
дерево, и цепляет каблуком пол. И просыпается.
- Пусть убирается, - так говорит мой мужчина.
Старик вздрагивает и судорожно открывает рот.
- Пусть убирается! Выставь его отсюда! - требует мой мужчина,
появляясь в дверном проеме.
Он огромен, он заслоняет собой всю дверь. Он всегда забывает из чего