"Татьяна Рябинина. Скамейка" - читать интересную книгу автора

- Сидишь? - спросила она, ехидно усмехнувшись. - Котика ждешь? Ну сиди,
жди. Бежит твой ненаглядный.
Я не ответила, и она пошла по дорожке дальше.
...В тот год хитроумные педагоги придумали новый вид издевательства над
учениками, который называли почему-то "патриотическим и физическим
воспитанием". Два раза в неделю все классы с пятого по десятый в
добровольно-принудительном порядке после уроков выходили в парк и "бегали".
Количество "набеганных" классом километров суммировалось и отмечалось на
большой карте, висящей в холле. Так мы "путешествовали" по Советскому
Союзу - кто дальше.
Начинание старательно саботировалось. Те, кто посмелее, просто удирали
домой. Остальные лениво бродили по кругу или вообще отсиживались на
лавочках. Благо, надзирали за процессом члены комитета комсомола - такие же
пофигисты, но отличники. Они без тени эмоций фиксировали в протоколе
названные 8-10 километров, даже если бегун в наглую сидел два часа на лавке
рядом с ними. В нашем классе так делали все. Кроме Женьки Котова.
Женька был идейным. Он даже в комсомол вступил не ради поступления в
институт, а потому что свято верил в грядущее торжество коммунизма. Поэтому
спущенные вниз педсоветом решения комитета комсомола выполнял от сих и до
сих. И пока все дышали кислородом, он бегал по километровому кругу, как
лошадь на ипподроме. Над ним посмеивались. А я его любила. Не за идейность,
а вопреки.
Отношения у нас были довольно странные. Мы дружили, и одноклассники
считали, что у нас бурный роман. На самом же деле... Общение наше
ограничивалось школьным зданием. Мы сидели за одной партой, писали друг
другу записки, болтали на переменах и вместе ходили в буфет. Но он ни разу
не проводил меня домой, не пригласил погулять или в кино. Почему? Не знаю. Я
сходила с ума. Один его взгляд, одно слово могли поднять меня на седьмое
небо или сбросить в преисподнюю. Кто еще помнит свою первую подростковую
влюбленность, тот поймет.
Я мечтала остаться с ним наедине, подальше от назойливых, любопытных
одноклассников. Впрочем, в этом не было ничего "эдакого". Если сейчас многие
девицы в пятнадцать лет, как говорится, прошли Крым и Рим, то я была на
редкость наивна и неиспорчена. И - как моя любимая в то время героиня
Скарлетт О'Хара - не уносилась мечтами дальше признания в любви и поцелуя.
Какое там! Женька даже на медленный танец на дискотеке меня ни разу не
пригласил. Я так надеялась, что хоть в парке мы сможем погулять вдвоем. Но
он упорно бегал, накручивая километры, чтобы наш класс вышел вперед и
обогнал ненавистных "ашников".
В тот день я решила, что сама признаюсь ему в любви - как Скарлетт! И
будь что будет. И плевать, что так не принято.
Погода испортилась, народ потихоньку уходил домой. И только Женька все
бегал по кругу, да Маринка прогуливалась себе потихоньку, мешая мне - словно
назло. Я сидела на узкой неудобной спинке скамейки и ждала: еще круг, нет,
еще один. Было прохладно, но по спине стекали струйки пота. Медное на вкус
сердце колотилось в горле, а руки тряслись так, что мне пришлось крепко
сжать кулаки - ногти впились в ладони, но боли я не чувствовала.
Мимо прошла Маринка, усмехнулась, сказала очередную глупость. Я уже
слышала его шаги за поворотом. "Сейчас. Или никогда".
Вот он поравнялся со скамейкой. Высокий, худощавый. Синий спортивный