"Гелий Рябов. Мертвые мухи зла " - читать интересную книгу автора

революции все бывает, товарищи. К этому надо привыкать.

После скудного ужина - картошкой с селедкой ржавой и луком на постном
масле, плохо пропеченным черным хлебом, Татьяна загородила дверь рукой:
- Поди спать пойдешь?
- Ну? - удивился он.
- Один? - Она облизала растрескавшиеся губы и задышала тяжело, словно
опоенная лошадь, и вдруг ощутил Ильюхин такую давящую волну, что даже икнул
невпопад и смущенно заерзал.
- Ты... Это как бы... о чем?
- А ты недогадливый? - Она задышала еще шумнее, лицо пошло пятнами,
глаза будто провалились к затылку. - Я о том, матросик, о чем все спят и
видют, понял?
Рванулась к комоду, со стуком выдвинула ящик и бросила на стол
множество черно-белых и в коричневый тон открыток. Ильюхин обомлел - не
ожидал такого. На каждой была запечатлена сцена яростной, жестокой любви, и
разнообразие этих сцен приводило в остолбенение. Он, конечно же, не был
неофитом в лучшем человеческом деле, но это... Бесконечен ум людской.
- Выбирай, - у нее дрожали руки. - Что выберешь - то и совершим в
полноте и упоении! Только условие: пять открыток - и все до конца! По
каждой! Одну исделали, отдохнули и дале! Согласен ли ты?
- Да... То есть... Ты спятила! Я че, слон? Или тигр? Или число зверя?
У кого же хватит сил пять раз сначала? Это только юноша с девушкой в первую
брачную ночь способны! А уж во вторую - подвиньтесь! Не-е... Я, конечно, не
отвергаю, потому давненько не имел я... контакта. Но такое... Нет. Уволь.
- Слабый и короткий ты и у тебя, я поняла... - Она обвила руками его
торс, да так, что хрустнуло, и впилась алчным поцелуем в губы. Ильюхин
застонал, пронеслось вспышкой из главного калибра - в мозгу - "а ведь она
может быть подсадной. Запросто, на картах, вине и бабах совершается в нашем
деле все!" - но было уже поздно. Под платьем на ней не было ничего, оно
разорвалось с треском и плавно упорхнуло в угол (кто рвал - помилуй бог, он
лично даже пальцем не успел пошевелить), потом почувствовал, как с утлым
звуком отлетают пуговицы от главного места на брюках и ее ищущие, умелые
пальцы впиваются в подвяленное еще естество, и оно вдруг обретает давно
забытую мощь и силу, и шепчут губы нелепые слова - "туда, туда...". Куда -
"туда"? Да черт с ним, умелая какая, еще не успел осмыслить, а уже все там,
где и должно, и нарастает, нарастает ритм и становится безумным, и вот уж
хриплый звериный рык вырывается из ее нутра...
- Это - раз, - усмешливо взглянула. - Теперь - два. - Взяла открытку,
вгляделась: дворянка - на диване, дворянин около. - Конечно, у них
приспособлено, диван - высокий, а мой матрац - куда там... Но в погребе
ящики от снарядов. Я на дрова собирала. Принеси. Мы их сложим, а матрац -
поверху. И станет похоже...
Чертыхаясь и проклиная тот день, когда угораздили его воспоминания
заявиться к бывшей Плате, принес требуемое и составил основание дворянского
ложа. Она улеглась, подняла ноги:
- Подходи...
И вдруг он ощутил такое непреодолимое желание, что заскрипели
стиснутые зубы. Надо же... Каковы эти дворяне, оказывается...
Пятый условленный раз, он же - способ, длился долго. У нее распухли