"Василий Ряховский. Евпатий Коловрат." - читать интересную книгу автора

Тятева. Именитый путивлянин, гордясь перед рязанскими вотчинниками родом и
богатством, привел три сотни воинов "конно и оружно".
У Федора от удовольствия заблестели глаза. Он обернулся к Ополонице:
- Исполать [древнее выражение, переделанное с греческого и
означающее: "на многие лета"] боярину! Любо посмотреть!
Ополоница не повел даже бровью.
Когда воины разошлись для последних приготовлений к походу, старый
воин сказал князю:
- Рано хвалить Истому. Поглядим, как поведет себя на поле.
- Боярин храбр, - попытался защитить своего ближнего боярина Федор.
- Поле и тут правду скажет... А наши рязанцы бедны, да в бою лихи.
Цветные наряды - врагу не устрашенье, князь. А Истому я раскусил давно.
Вот только проглотить не успел, о том и сожалею.
Федор нахмурил брови. Ему не по душе были такие речи об Истоме, с
которым у него крепла дружба. И Евпраксия не разделяла его мыслей. Той он
прощал за женскую слабость. Но Ополоница...
- Хорошо, - сказал он. - Поле будет скоро. Тут увидишь как будет
биться Истома.
Наутро засеял мелкий дождь.
После молебна и крестного целованья воины встали в боевые порядки и
потекли за городские ворота.
Княгиня Евпраксия проводила Федора до калинового мостика через Осетр.
Здесь князь Федор в последний раз заглянул в ее синие глаза, крепко прижал
голову Евпраксии к груди, потом поспешно, боясь показать свою слабость,
вскочил на коня, ударил его плетью и ускакал.
Подломились у Евпраксии ноги, темная пелена слез и беспредельного
горя готова была застлать перед ней весь белый свет. Но она удержалась на
ногах, только оперлась на шаткое мостовое перильце.
Она стояла впереди пестрой толпы женщин. В горести позабыты были и
родовитость и достатке: пышная боярыня в тяжелом парчовом летнике [летняя
женская одежда в древней Руси] стояла рядом с женой простого воина; они
плакали, склонившись одна к другой, и все вскидывали руки в ту сторону,
где скрылся последний воин.
- Княгиня, матушка, - вдруг обратилась к Евпраксии молодая миловидная
женщина в темном платке, наброшенным сверх набойчатой кики [в старину
праздничный головной убор женщины], - одна ты для нас теперь заступница!
Женщина припала лицом к рукаву Евпраксии. Еще юная, гибкая, как
молодая рябинка, она всхлипывала по-девичьи глубоко и протяжно.
Княгиня почувствовала всю печаль этой женщины, впервые расставшейся с
мужем. Она обняла узкие плечи женщины и распрямилась: ей не надобно
обнажать свое горе перед теми, кто взирает на нее с надеждой.
Еще раз она бросила короткий взгляд на дорогу. Даль затягивала
дождевая пелена. Со стороны лесов пролетала многочисленная стая галок и
ворон. Птицы летели молча, и ветер сбивал их с намеченного пути.
Княгиня приказала мамкам и служилым женкам идти в город. Ближние
боярыни, вытирая мокрые, раскрасневшиеся лица длинными рукавами,
потянулись за Евпраксией. Она шла в город - прямая, тихая, чувствуя на
себе взгляды осиротевших женщин.