"Илья Рясной. Охота на уродов" - читать интересную книгу автора

слишком шустрым Хоря.
- Ага, - закивал Тюрьма. - А потом бы тебя легавые загребли.
Туман перевел дыхание. И почесал затылок. Такая постановка вопроса
ему в голову как-то не приходила. Но сейчас он прикинул, что Тюрьма прав.
Убивать Хоря на глазах у всех было опрометчиво.
- А если его вечером завалить? - предложил Туман. - Я знаю, где он
живет.
- Да на хрен? Он теперь пуганый. - Тюрьма сплюнул кровавый сгусток.
- А как эти пидоры бежали!
- Меньше чем трое на одного наваливаться им западло! - буркнул
Тюрьма. Голова шумела, удар по ней был существенный.
- Так их! - Туман пнул ногой старую шину, в которой зияла дыра - туда
вошла пущенная для острастки первая пуля.
Кикимора всхлипывала, пытаясь восстановить целостность разодранного
купальника.
- Пошли отсюда! - прикрикнул Туман.

***

У Кикиморы болела вся филейная часть. Ее папаша, вечно хмурый и
нередко пьяный работяга с фарфорового завода, когда дочка пришла в третьем
часу ночи, взял ремень и выпорол ее почем зря.
- Шалава растет, ух! - погрозил он ей ремнем и цыкнул на двух ее
маленьких братьев, испуганно выглядывающих из спальни. - Не хватало еще,
чтобы дочь на Тверской стояла!
- И встану! - с вызовом воскликнула она.
- Ах ты, - он опять замахнулся ремнем.
- Хватит - воскликнула мать, кутаясь в халат. - Она больше не будет.
Папаша вопросительно посмотрел на дочь.
- Буду, буду, буду! - закричала Кикимора.
- Вот блядь выросла! - папаша хлестнул ее по щеке, потом обреченно
махнул рукой, обернулся и пошел в спальню.
Кикимора поплелась к себе в комнату, держась за больное место, упала
на кровать и лежала, всхлипывая:
- Гад, гад, гад...
Папашка охаживал ее не первый раз. Конечно, обо всех ее выходках он
не знал. Но того, что знал, было вполне достаточно для нервной трясучки.
Еще три года назад его вызывали в милицию, уведомили, что дочурку
застукали в подворотне, когда она нюхала клей с пацанами. От рук она
отбивалась чем дальше, тем больше. Школу бросила. Проработала продавщицей
три недели, но ее выгнали за отсутствие малейшего желания работать. А
полгода назад он увидел у нее в сумке шприц и выпорол так, что она не
могла две недели присесть. Ушла тогда из дома и жила в подвале дней
десять. Потом заплесневела там, потянуло на нормальную еду, в домашний
уют. И вернулась. Отец, осунувшийся и изнервничавшийся, ни слова не сказал
ей тогда, пальцем не тронул. А мать все плакала.
Ох, как же болела задница! Ремень у отца был армейский, пригодный для
таких экзекуций. И хлестал папашка со знанием дела.
- Ненавижу, ненавижу, - хлюпала она носом. Действительно, из глубин
ее души поднималась мутная острая ненависть. Кикимора лежала и мечтала,