"Галина Рязанова. Последний дар осени " - читать интересную книгу автора

губами. Пальцы неотрывно скользили по волосам, по плечам, впивались в тугие
вороты плащей, подтягивая их обладателей все ближе друг к другу до тех пор,
пока те не начинали задыхаться, и все начиналось сначала...
Когда прилив безумия спал, и они, пошатнувшись, разомкнули объятия, то
в разговорах уже не было нужды.
Полководец видел в бездонных синих глазах, что отказ неминуем. Она не
сдастся, не предаст свой народ и то, во что верит. Она не принесет далекому
Императору клятву беспрекословного подчинения и не согласится бежать за
пределы страны, оставив без защиты и опоры обитателей Озерного края.
А он не мог допустить, чтобы гладкая кожа была разорвана сотнями
безжалостных лезвий, а серебряные волосы втоптаны в грязь под копытами
коней. Не мог даже помыслить, чтобы в ее зрачках предсмертным оттиском войны
застыли боль, страх и разрушение.
Он ненавидел себя за то, что собирался сделать. Но рука сама потянулась
к рукояти даги, что выскользнула в его ладонь стремительно и почти бесшумно.
Против обыкновения клинок даже не зашипел, покидая тесные ножны.
Словно со стороны он увидел, как узкое светлое лезвие, испещренное
тонкими темными полосками, плавно вошло ей под левую грудь, практически не
встретив сопротивления. И почти сразу же ощутил резкую боль в шее со стороны
затылка, в один миг перекинувшуюся до подбородка.
Два обжигающих фонтана крови выплеснулись одновременно. Один - на его
левую кисть, все еще сжимающую рукоять клинка, ставшего вдруг невероятно
тяжелым. Второй - из его сонной артерии, ловко перерезанной заостренной
шпилькой, что до этого предательского удара скрывалась в толще серебряных
волос.
Полководец попытался удержаться на ногах, но его колени подогнулись, в
глазах потемнело, и он сполз на пол, цепляясь за плащ чудом устоявшей
Владычицы. По серой ткани быстро расплывалось алое пятно, но женщина не
показала и виду, что ее терзает невыносимая боль.
Придавив ладонью смертельную рану, она склонилась над распростертым
телом мужчины, чьи шрамы закрыли растрепавшиеся при падении мягкие
каштановые волосы, дрожащей рукой отвела с лица непокорные пряди.
Ей оставалось совсем немного времени, и все его она потратила на
поцелуй. Она желала унести с собой в небытие не мысли о своем народе,
который обязалась защищать до последней капли крови, а память о холодеющих
губах, слабо откликнувшихся на ее прикосновение. Об этих некрасивых, но
таких родных губах, никогда и никем, кроме нее не целованных. О ясных серых
глазах, чей неброский внутренний свет с самого первого взгляда отнял у нее
сердце и душу...
И все же ей хватило сил прошептать в полуоткрытые уста умирающего,
одновременно прощаясь и прося прощения:
- Мои люди ушли. Они скроются в лесах, растворятся в журчании ручьев и
пении птиц. На долгие года им придется исчезнуть, чтобы выжить и сохранить
наследие Властителей Вод. Без Неотступного их станет некому преследовать. А
когда подрастет наша с тобой дочь, она вернется, чтобы занять свое место в
опустевшем Замке Дождя.
Он хотел сказать, что никогда не возглавил бы погоню за беззащитными
людьми, предавая честь ради долга. Он поступил так потому, как просто не
верил, что у них оставался хоть один шанс уцелеть, и желал уберечь от
страданий хотя бы ту, которую любил больше жизни. Но смысл последней фразы