"Вячеслав Рыбаков. Гравилет Цесаревич" - читать интересную книгу автора

вполне могла подойти к самому краю обрыва и поболтать ножкой над
трехсотметровой бездной. Быть может, даже прыгнула бы, кто знает.
- Ираклий Георгиевич, - не оборачиваясь к нам, она показала рукой
вправо, вверх по течению реки Арагви, - а во-он там, за излучиной...
какие-то руины, да?
- Развалины крепости Бебрисцихе. Там очень красиво, Станислава
Соломоновна. И просто половодье столь любимого вами дрока, воздух медовый.
Туда мы тоже обязательно съездим, но в другой раз. После обеда, или даже
завтра.
- Вряд ли после обеда, - подал голос я, - Стася все-таки с дороги.
К Джвари мы заехали по пути с аэродрома.
Стася обернулась и чуть исподлобья взглянула на меня широко
открытыми, удивленными глазами.
- Я ничуть не устала.
Отвернувшись, добавила небрежно:
- Разве что на вторую половину дня у тебя иные виды...
И снова, как все чаще и чаще в последние недели, я почувствовал себя
словно в тысяче верст от нее.
Она неторопливо шла вдоль края площадки; мы, волей-неволей, за нею.
- И совсем они не шумят, сливаясь, - проговорила она, глядя вниз. - И
не обнимаются. Обнимаются вот так, - она мимолетно показала. Угловатыми
змеями взлетели руки, сама изогнулась, запрокинулась пружинисто - и у меня
сердце захолонуло, тело помнило. - А эти мирно, без звука, без малейшего
всплеска входят друг в друга. Как пожилые, весь век верные друг другу
супруги. Странно он видел...
- И монастырем Джвари не был никогда, - чуть улыбаясь, добавил
Ираклий.
- Поэту понадобилось, - значит он прав, - сразу ответила Стася, не
замечая, что атакует не столько реплику Ираклия, сколько предыдущую свою.
- Если поэт в придорожном камне увидел ужин - он сделает из него ужин,
будьте спокойны.
- Но ведь ужин будет бумажный, Станислава Соломоновна!
- Один этот бумажный переживет тысячу мясных.
С веселой снисходительностью Ираклий развел руками, признавая свое
поражение - как если бы в тупик его поставил ребенок доводом вроде "Но
ведь феи всегда поспевают вовремя".
- Велеть сегодня разве бумажное сациви, - задумчиво проговорил он
затем, - бумажное ахашени... - и подмигнул мне.
Стася, шедшая на шаг впереди, даже не обернулась. Ираклий чуть
смущенно огладил бороду.
- Впрочем, боюсь, мой повар меня не поймет, - пробормотал он.
Как-то не так начинается эта долгожданная неделя, подумал я. Эта
солнечная, эта свободная, эта беззаботная... Я прилетел вчера вечером, и
мы с Ираклием почти не спали: болтали, смеялись, потягивали молодое вино и
считали звезды, а я еще и часы считал - а утром гнали от Сагурамо к
аэродрому, и я считал уже минуты, и говорил: "Вот сейчас Стаська элеронами
зашевелила", "Вот сейчас она шасси выпустила"; Ираклий же, барственно
развалившись на сиденье и одной рукой небрежно покачивая баранку, хохотал
от души и свободной рукой изображал все эти воздухоплавательные эволюции.
И вот поди ж ты - пикировка. Ираклий, видно, тоже ощущал натянутость.