"Вячеслав Рыбаков. Хроники смутного времени (киноповесть)" - читать интересную книгу автора

легонько обнимает за плечи.
- Зря ты за меня тогда не вышла, - говорит он. - Может, по-другому бы
сложилось. Мы бы дружка дружку поддерживали...
Она молчит. Губы вздрагивают, она силится что-то сказать - и не может,
слова вязнут в гортани.
- Нет, - решительно говорит он вдруг, - было бы еще хуже. Как начал бы я
от большой любви о тебе заботиться... Из кожи бы вон лез, чтобы пристойную
жизнь обеспечить. Ну, и как полагается - икнуть бы не успел, стал бы
подонком. Там урвать, тут перехватить, там стерпеть унижение, тут закрыть
глаза на мерзость... все в семью, все ради родных и близких... Любовь -
самый мощный мотор, но... подчас она - очень подлый мотор. Хорошо, что я
один.
Некоторое время сидят неподвижно, почти прижавшись друг к другу, потом он,
опомнившись, неловко убирает руку с ее плеча.
- Ладно, - говорит он, посуровев. - Гением не смог стать, мужем и отцом не
смог стать... что осталось? Осталось остаться порядочным человеком. Я
никуда не пойду, Марин, а ты иди. Спасибо, что навестила. Иди. Сейчас
приедут начальники, и тут такое начнется... Ни к чему тебе.
- Владик, - решившись, твердо говорит Марина, - у меня беда. Большая беда.
Сейчас некогда рассказывать, потом. Но, возможно, мне понадобится
помощь... и, скорее всего, мне не к кому будет обратиться, кроме тебя.
Он чуть отстраняется и, набычившись, пристально вглядывается ей в лицо,
закопав длинный подбородок в складках шарфа.
- Что-нибудь случилось... с мужем? - сразу осипнув, говорит он. Она
встряхивает головой, с трудом удерживаясь, чтобы не зареветь в голос.
- Потом, Владик, потом. Сейчас давай просто уйдем. Понимаешь?.. ведь ты
понимаешь!.. если тебя рядом не будет, мне никто не поможет!
Через мгновение на губах его снова проступает улыбка. Обреченная.
- Какая же ты хитрая, Маришка, - с невыразимой нежностью говорит он. -
Лиса Патрикеевна... Я-то думал, меня ничем не взять.
Молчат. Тикают часы на стене.
- Помнишь, после выпуска собрались в общаге у Кадыра... Русская ты, я -
как бы хохол, Акиф из Нахичевани, Кадыр из Чимкента, Ксюшка-буддистка из
Улан-Удэ... Так было замечательно, что вот сидим в одной комнате, такие
разные и такие родные, - пауза. - А теперь люди стали такие одинаковые...
и такие чужие...
- А потом вы мне принесли гитару, и мы все пели Окуджаву, - подхватывает
Марина, глотая слезы и моляще заглядывая Владиславу в глаза. - Помнишь?
Дольского, Окуджаву... Помнишь, Владик?
Молчат. И вдруг Владислав тихонько затягивает с полустрофы:
- Твои пассажиры, матросы твои приходят на помощь...


Продутая ледяным ветром, залитая режущим, низким зимним солнцем улица. То
и дело оскальзываясь на гололеде, Марина и Владислав, которого она держит
под руку - на первый взгляд кажется, просто нежная парочка, но так она его
поддерживает - подходят к парадному.
- Зайдешь? - глухо и надтреснуто, пряча рот в шарф, спрашивает Владислав.
- Нет, Владик... я очень спешу. Я забегу завтра или на днях, узнать, как
ты. А сейчас - до свидания. До двери проводить тебя?