"Святослав Юрьевич Рыбас. Дитюк" - читать интересную книгу автора

вручную выращивали. Мой старый напарник к той поре перебрался механиком на
маслозавод. Я к нему. "Давай, - говорю, - Вениамин Иванович, бросай! Идем
вместе, как на целине". Он пошел со мной. По двести центнеров с гектара
свеклы брали. Дешевая была у нас.
Я и повеселел, - новой стороной обернулась моя работа, думать больше
нужно было Так-то лучше.
В нашем селе театр в клубе открыли, стали пьесы играть. И меня зовут.
Ну, думаю, я большой, на сцене не умещусь, смеяться будут. Однако пошел, как
не пойти... Дали мне роль деда в пьесе Софронова про молодую председательшу
колхоза. Комичный дед! Мне нравилось играть, я и сейчас на Новый год
наряжусь Дедом Морозом, а вокруг меня дети так и вьются... Вот даже театр мы
сами сделали, до того целина на капитальную основу переходила.
И тут со мной случился урок на всю жизнь. Осенью шестьдесят пятого
свекла уродила богатая, мы с Вениамином радуемся. Пора, значит, убирать. Мы
к Пискунову, а он говорит: "Рано. Пусть наливается". Эх ты, сторона родная!
Да морозы трахнут, пропадет наш урожай. Сегодня тепло, а назавтра лужа льдом
блестит. Ведь стихия. А Пискунов - "рано". Заладил он свое "рано", и мы
спорить бросили. Он агроном, ему виднее. Ну, и половина свеклы замерзла.
Нет, теперь со мной такого не случится, я на своем настою. Начальник он или
главный, а я тоже не винтик, я тоже на этой земле. В глаза не мог бабам
глядеть, они вручную собирали клубни, комбайны простояли в загоне. Был урок!
Не забуду.
Потом, когда свеклу перестали выращивать, когда снова к хлебу
повернулись, меня временно назначили бригадиром тракторной бригады. Месяц
проходит, директор Дитрих говорит - подожди, не нашли еще замену. Так до
весны тянули, а весной - сеять: на переправе коней не перепрягают. Я
остался. Народ у меня был разный, и опыта у меня никакого. Единственно,
упрекнуть не могли, я машины знал. А как дальше будет, одному богу известно.
Не знали мы, какие беды нас ждут. Год выпал жуткий. На то человек,
чтобы пройти беду и человеком остаться. Так я думаю.
Надо вспоминать и горе, и радость, а приукрашивать нашу жизнь - это
себя обеднять, это значит принизить наших людей.
Какие у нас люди? Настоящие. Когда я стал бригадиром, я особенно
утвердился в этом, потому что должен был глядеть на них зоркими глазами.
Зимой в бригаде мало народу, а весной надо набирать. Кого брать? Я брал
тех, кто десятилетку закончил, молодых. Колю Шалыгина, Колю Чухлиева, Жаку
Тунгушпаева, Сережу Гребенюка... Мне их брать не советовали. Они еще
работать толком не умели, охотники были набедокурить - то Чухлиева
участковый лейтенант бегает разыскивает, то кто-то окно в интернате высадит,
к девчонкам заберется, то в клубе подерутся. Я их взял, их шалости меня не
пугали. Я ведь что-то в них видел.
До меня бригадиры с такими ребятами жестко беседовали. Приказал -
работай. Обломался - ремонтируй. Мне так не хотелось. Сначала я показывал
им, как клапан регулировать и как гайку подкрутить...
Нет, я от мальчиков больших хлопот не терпел. Я просто хочу знать
человека, что он думает, как у него дома. Я должен знать о них все. Никогда
я не крикнул, нету такого в моей практике. Скоро они знали, как подъехать к
сеялке, как плуг подцепить.
Когда мальчиков в армию забрали, они мне писали: скучаем по полю, хотим
на работу. Все возвращаются. Вот сейчас наш сосед на Камчатке служит, и