"Святослав Юрьевич Рыбас. Что вы скажете на прощанье?" - читать интересную книгу автора

беззаботные ребята с первого курса. Вадим был старше их на несколько лет и,
как всегда это водится, считал разницу в возрасте огромной. Но он подошел к
ним и улыбнулся.
- Привет, парни!
- Привет, Карташ! - весело и фамильярно отозвались первокурсники. - Как
защитился?
Тоном своим они показывали ему, что не признают никакой границы.
- На четверку, - сказал Вадим. - Теперь я ваш пращур.
Он присел на скамейку в тени кленов. Снизу было видно угол черной
доски, белые квадраты чертежей и чью-то торопливую руку с указкой,
передвигавшуюся неуверенно рывками.
Вадим до конца еще не понял того, что он уже защитился, что учебы
больше не будет, - он все еще не избавился от ощущения, что стоит перед
комиссией, что может влипнуть из-за своего выверта с деревянными шкивами.
Вадим откинулся назад, свесил руки за спинку скамейки. Посмотрел в
сторону первокурсников. Они стояли рядом с ним и бубнили одно и то же о
скором экзамене по электротехнике; они были сами по себе, а Вадим сам по
себе.
Здесь он и вырос... Все пролетело неизвестно как скоро: в учебной
суете, беспечной удали экзаменов, работе в колхозе, грубоватых шутках
парней, в вечеринках, первых танцах, страхе перед девушками, первых
поцелуях, в первых успехах в спорте, первой острой славе - пролетели четыре
быстрых года. Они смяли, скрутили, переплавили пятнадцатилетнего Димку и
вынесли его, уже взрослого, к этой толпе первокурсников, нескладно бубнящих
о страшном экзамене.
Дождавшись конца защиты, он пошел со своими товарищами в ресторан.


* * *

Утром отец Вадима проснулся от горя. Он раскрыл свои незрячие глаза и
провел перед ними здоровой рукой. Он почувствовал какое-то мельчайшее
изменение света, как будто тень пробежала перед ним, и понял, что наступает
день.
Через отворенное окно доносились в палату звуки проезжавших машин,
ровный шорох деревьев и чей-то голос, то приближающийся, то удаляющийся.
Наверно, кто-то из больных ходил под окном но террасе.
Он привык следить за временем по окружавшим его звукам. Сейчас было
около семи часов; пожалуй, даже еще меньше, потому что обычно в семь за
стеной начинало говорить радио, но его еще не было слышно.
Он уже привык к своей неподвижной, погруженной в темноту жизни. Он
привык к тому, что обе половины его тела, здоровая и омертвевшая, непрерывно
борются друг с другом. От этой борьбы зависело, умрет ли он или останется
жить. Но в это утро он вдруг ощутил усталость. Его душа, сердце, мозг и даже
самая малейшая кровинка как будто вопили об этой тяжкой усталости и хотели,
чтобы все скорее кончилось. Умрет он или останется жить, но только чтобы
скорее это решилось!
Он взялся здоровой рукой за холодную железную спинку кровати и
подтянулся. Сердце застучало. Он передохнул. Потом нащупал вторую, неживую
руку, положил ее на грудь, но она стала сползать вбок, и он придерживал ее.