"Святослав Юрьевич Рыбас. Русский крест " - читать интересную книгу автора

предназначенные, до смертной казни включительно, обращу против тех лиц,
которым это дело поручено и которые своим попустительством губят армию".
Приказ произвел жалкое впечатление, как будто Антон Иванович не знал,
что делать, и погрозил: "Ужо вам!"
Гораздо страшнее были известия о критическом положении морского
транспорта, кризисе угля в Европе и отсутствии тоннажа. Из этого
явствовало - не все спасутся из Новороссийска и кому-то суждено идти на
плаху.
Газеты печатали маловразумительные военные сводки. Зато на других
газетных страницах рисовалась картина краха. Призыв опомниться во имя павших
героев соседствовал со статьей "Причины катастрофы", информация о создании в
Константинополе справочного бюро, где будут сосредоточены сведения об
эвакуировавшихся, - рядом с заметкой "Адская машина в Софии", в которой
повествовалось про взрыв в театре во время лекции по русскому вопросу, но
больше всего горького говорил список подлежащих расформированию частей. Кого
здесь только не было! Все летело в бездну: Харьковский коренной
железнодорожный парк, управление Славяно-Сербского воинского начальника,
первая батарея отдельного Артиллерийского тяжелого дивизиона, Союз
общественных организаций имени генерала Корнилова, первый охранный
железнодорожный батальон... (Нина с жадностью, словно наблюдая за казнью
неизвестных ей людей, читала список). И вместе с Черноморским
уголовно-розыскным отделением, Воинским кооперативом ВСЮР, Государственным
коннозаводством, армейской починочной портняжной мастерской, вместе с
персоналом врачебно-питательного поезда, управления местами заключения,
вместе с комиссией по реализации военной добычи Добрармии летела в бездну и
Нина Петровна Григорова.
Девятого марта, в понедельник, объявили в Эвакуационном 1 бюллетене № 1
правила и порядок эвакуации, из коих следовало, что такие, как Нина, будут
эвакуированы после чинов военного и гражданского ведомства и их семей.
Горе было велико, ему не было названия!
Стоило ли жить? Проклятые французы, угнавшие при эвакуации Одессы
лучшие русские пароходы, подлые англичане, провозглашавшие устами своего
Ллойд-Джорджа в палате общин, что они потерпели неудачу в попытке
восстановить Россию силою оружия, а теперь будут делать это при помощи
торговли, ибо им, этим бесстыдным торгашам, хочется скорее получить русский
хлеб, - все эти союзники предавали Белую идею в открытую, как старую кобылу.
Не хватало лишь живодерни.
Нина кинулась на Воронцовскую, в канцелярию главной комиссии по
эвакуации, просить пропуск. Она бежала навстречу сильному ветру, сгибаясь,
отворачиваясь, и наивно говорила себе, что там должны учесть всю ее работу.
Она понимала, что наивно, но ведь она еще была вдовой офицера,
первопоходницей, на ее руках умирали герои.
Однако Нина не протолкнулась дальше приемной. Ее направили на
Серебряковскую, в канцелярию заведующего гражданской эвакуацией Флока, и
она, как оглушенная, оглядывалась, видя вокруг острые хищные глаза и мрачные
рты. За пальмой сидели на диване три инвалида. Один закрыл лицо руками, двое
других страдальчески смотрели перед собой. Они были еще несчастнее ее.
Костыли и деревяшки протезов напоминали о кровавых полях, подвигах и
безнадежности. Когда-то Нина в калединском Новочеркасске увлекла маленького
гимназиста Сашу Колодуба, сына горного инженера, приютившего ее после