"Алексей Рыбин, Виктор Беньковский. Ослепительные дрозды " - читать интересную книгу автора

В общем, помер Брюс Ли.
Жаль конечно
* * *
Гарнитур был не новый. От Григорьева. Григорьев загородный особняк заново
обставлял. Бери, сказал, Илья. Чисто французский. Знаешь где он раньше стоял?
Где, спросил инспектор народного просвещения.
- А знаешь где, сказал Григорьев. На улице Анжу, он стоял, в доме 12. Понял,
где он стоял? И у кого?
Понятия не имею, ответил Илья. Григорьев хохотнул. У торчка парижского одного
стоял. А знаешь, с кем торчок тусовался? С кем, спросил инспектор народного
просвещения. С Нижинским. Со Славкой? Пургу гонишь, не поверил Илья
Александрович. Мамой клянусь, сказал Григорьев. Зуб даю. Сукой буду. Век воли не
видать. Александрович, понюхай его, понюхай. В Париже, чай был, знаешь запах
ихний. Когда фонари зажигают. Это же блин, значит, кому-нибудь нужно, когда по
Champs Elys*es иллюминация. Помнишь?
Помнишь, сказал Илья Александрович. И - незаметно так - нюхнул.
- Да ладно тебе, - сказал Григорьев. - Не в прогимназиях своих чай. - На, -
он взял со стола лакированный китайский подносик с аккуратными, придирчиво
кем-то отмеренными горками белого порошка.
- Поздно, - выдавил Илья, сморгнув заслезившимися глазами. - ...Поздно! Этот
запах. Запах "Тонки-250" злая штука, помнишь?
- Еще бы, - насупился Григорьев. - Только ты на людях-то об этом не болтай.
- Да ладно-о тебе, - протянул Илья. - И так все знают.
- О чем это, интересно, все знают?
- Да о нас с тобой, дураках. О Митрохе. Я вот как запах "Тонки-250" услышу,
так все, сливай воду.
Сливай окислитель.
Сливай!!!
Отсечка!
- А помнишь, когда...
...когда носитель был уже доставлен на стол. И вот-вот должна была
вертикализация состояться. И тут, мать его, течь открылась. На топливных баках
первой ступени. По уму, надо было носитель на хрен со стола снимать и назад в
монтажно-испытательный комплекс везти. А Самому неймется. В общем, плохо все
было. Решили течь по корпусу заваривать. А страшно. Тут ведь как долбанет, мало
не будет. Носитель-то - мама не горюй!
Главный гавкнул в телефон: давай. Сгорим ведь, сказали ему. А мы уже горим,
ответил главный. Синим пламенем. Выбора нет - панк или пропалк.
- Слушай, - усмехнулся Григорьев. - А у меня шрам на пальце, между прочим, до
сих пор - во, смотри. Помнишь, обожглись с тобой?
- Это сильно, - сказал Илья. - Только помнишь ты, сколько там ребят-то
полегло, да не с такими ожогами, а с реальными? А?
- Ты что меня, совсем за гада держишь, - заметил Григорьев помрачнев. Лицо у
него раскраснелось - то ли от выпитой водки, то ли от гнева. - Ты что,
Илья, забыл, как мы с тобой....
- Ничего я не забыл. Брось, Володя, извини, если ляпнул по пьяни что-то не
то. Бывает.. Сам знаешь.
- Илья...
Григорьев взял дрожащей рукой стопку.
- Илья... Мы с тобой.... Мы с тобой столько, мать его так, прошли, что нам