"Владимир Рыбин. О чем плачет иволка (Рассказ, фантастика)" - читать интересную книгу автора

на упругих пружинящих струях воздушной подушки, и все выл, выл, истошно,
надсадно, надрывно.
Острые скальные уступы были уже совсем близко. Вездеход пересек
широкий рукав магмы, вползающий в ущелье, и приблизился к другой, не столь
крутой горе с черными склонами, устланными хаотическими нагромождениями
камней - следами недавних лавин. И тут тяжелый удар потряс машину.
Послышался истошный скрежет металла, и все стихло. Двигатели не работали.
Большой экран, усыпанный тысячами мелких трещинок, стал белым, как молоко.
Радиолокационный экран, наоборот, пугающе чернел, не изображая ничего. Дед
бросился к Алешке. Тот стоял в дверях отсека, таращил глазенки и не
плакал.
- Ничего, Алешка, ничего, и не такое бывало...
Он прижимал внука к себе, а сам все оглядывался по сторонам,
соображая, что теперь делать. Поймал взглядом белый погасший глаз
компьютера, но все же спросил:
- Что теперь? Починимся или как?
Компьютер молчал.
- Ты посиди, посиди, - сказал он Алешке, устраивая его в кресле. - Я
сейчас...
Он выскочил в спальный отсек, чтобы внук не видел его растерянности,
сел на край люльки и сжал голову. Ясно было, что последний удар нанес
вездеходу камнепад, от которого предостерегал компьютер. Огромная глыба
вбила машину в расщелину, в раскаленную магму. Через полчаса мертвый
вездеход будет иметь такую же температуру, как и магма... Он потянул
носом, уловив какой-то новый запах, и понял: пахнет гарью. Значит,
вездеход еще и раскололся, и наружный воздух, насыщенный ядовитыми
выбросами недр, просачивается в отсеки?
Дед кинулся к аварийному ящику, сорвал запор, выхватил две
кислородные маски, натянул одну на Алешку, другую надел сам. И тут увидел,
что иволка на столе пытается подняться на лапки. Это словно бы придало ему
уверенности. Ничего он не знал, лишь предполагал, что иволка способна
реагировать на буйство стихий, их развитие или угасание, но сейчас, когда
разум не предлагал никакой альтернативы, дед попросту был убежден в
сверхчувствительности ящерки. Он подбежал к выходному люку, но тот так
перекосился, что было ясно: открыть его можно лишь резаком. Аварийный люк
находился внизу, и сквозь него уже дышала жаром близкая магма. Оставался
только верхний люк, он не предназначался для входа-выхода и был так узок,
что дед боялся застрять в нем. Но в него наверняка пролез бы Алешка, и
потому дед кинулся к верхнему люку, попробовал его открыть. Автоматика не
работала, и он долго возился с тугими задрайками. Наконец откинул их и
только тут увидел, что люк погнут. Выхода не было. Он вытер ладонью
обильный пот - в вездеходе становилось жарко, - спустился вниз и сел рядом
с Алешкой.
- Иволка шевелится, - радостно сообщил Алешка.
- Шевелится, - машинально повторил дед. И еще больше поверил в свое
предположение, что если ящерка обмирала перед безумством недр, то оживает,
надо полагать, потому, что все затихает. Значит, все позади? Обидно
сгореть в этой консервной банке, когда все позади. Не за себя обидно -
немало успел сделать в своей жизни, - из-за Алешки сердце сжималось так,
что мутилось в голове.