"Владимир Рыбин. На войне чудес не бывает (Искатель N 2 1985)" - читать интересную книгу автора

слова, словно у него для этого не хватало голоса.
- Он говорить жить тут, Кляйндорф. Его дом тут, - перевел Курт
Штробель.
- Чего делал у реки ночью? - Тимонин даже привстал от неожиданной
догадки: оттуда, из замка? Разведчик?
Это было так естественно: если засевшие в замке кого и пошлют на
разведку, так только мальчишку. Подозрений меньше: мало ли мальчишек бродит?
А самое главное было в том, что он как-то ведь вышел оттуда.
- Пускай идти домой, - сказал Штробель.
Тимонин сразу понял: отвести мальчишку домой и узнать, не врет ли он.
Если врет, то сомнений не останется, что он оттуда, и стало быть, разговор с
ним будет совсем другой.
- Отведи его, - сказал Штробелю. И оглянулся на Соснина: - Сходи с
ними.

Соснин шел и оглядывался на окна, и все ему казалось, что занавески на
окнах колышутся. Лунный свет перечеркивал улицу длинными тенями.
Все дома в городке были целы, стояли двумя шеренгами, как солдаты на
смотру, поблескивали чистыми целыми стеклами, и никак не верилось, что и
через этот город прокатилась война.
Шли долго, и Соснину начало казаться, что парень просто водит их по
улицам, оттягивает время. Он уже хотел сказать об этом Курту, но тут
мальчишка остановился у одного из домов, уверенно толкнул калиточку и взошел
на крыльцо. Курт понаблюдал, как он открывает дверь, затем отстранил его и
вошел первым. В доме было довольно светло. Поблескивал у стены полированный
шкаф, стояла большая деревянная, аккуратно застланная кровать, а посередине
комнаты - стол, покрытый свисающей чуть не до пола скатертью. Парень снял
шапку и, держа ее в руках, пошел вокруг стола, что-то все говоря, отвечая на
вопросы Курта. Отвечал быстро, непонятно для Соснина, и Соснин насторожился:
что-то уж больно разговорились эти два немца, будто нашли общий язык.
Потом они вышли в коридор. Посвечивая фонариком, Курт открыл небольшую
дверцу в стене. Вниз вела узкая каменная лестница, оттуда пахло сыростью
подвала. Парень спустился на несколько ступенек, крикнул:
- Не бойтесь, это я!
Несколько минут снизу не доносилось ни звука, потом послышался тихий
шорох. На цементной стене возник слабый призрачный свет, качнулась тень, и
вдруг показалась рука со свечкой. Наверх поднималась женщина, замотанная
платками по глаза, на вид совсем старуха.
- Это ты, Франц? - спросила она. - А где Алоиз?
Парень испуганно оглянулся на Соснина, стоявшего в темноте, а женщина,
как видно, только теперь заметившая русского офицера, отшатнулась, свечка в
ее руке мелко задрожала.
И тогда заговорил Курт. Он говорил долго, доверительно-тихо, не
убеждая, не настаивая, а словно заговаривая, как заговаривают знахарки
застарелую боль И с каждым его словом свечка дрожала все меньше, старуха
распрямлялась, превращаясь, к удивлению Соснина, в довольно-таки молодую,
лет тридцати пяти, и весьма красивую женщину. Когда Курт замолчал, она опять
повернулась к парню и совсем другим голосом, не испуганным, а
требовательным, повторила:
- Где мой Алоиз? Он был с вами.