"Евгений Рысс. Охотник за браконьерами " - читать интересную книгу автора

будет, пожалуй что, не под силу.
Все-таки вечером Александр Тимофеевич приехал. Оказывается, он по
дороге заезжал в больницу и узнал у доктора, что болезнь у Александры
Степановны не очень серьезная и через недельку-другую она вернется домой. Он
сказал, что всем рыболовецким бригадам пока что запрещено привозить рыбу в
Волошихинский рыбопункт, спросил, сколько денег у Андрея, велел показать и
сам пересчитал. Посмотрел, есть ли запас сена для Стрелы, есть ли крупа,
сахар, макароны. Увидел, что всего достаточно, сказал, что заедет через
неделю, и уехал. В самом деле, оснований для беспокойства не было. Хоть
Андрею было только двенадцать лет, но человек он был самостоятельный, привык
отвечать за себя, да и Клаша, хоть совсем еще маленькая, тоже была приучена
помогать родителям и по работе и по хозяйству.
На следующий же день рыбаки перестали привозить рыбу на Волошихинский
рыбопункт. Многим это было неудобно, но все понимали - дети остались одни, у
них небось и своих хлопот по горло, и наваливать на них обработку рыбы
нельзя.
Андрей сразу занял позицию главы семьи. Он на Клашу покрикивал, но
следил, чтобы она вовремя поела, вовремя легла спать и вообще вела себя так,
как полагается маленькой девочке. И Клаша к нему относиться стала иначе.
Раньше он для нее был такой же ребенок, только чуть постарше, а теперь вдруг
он оказался взрослым, серьезным, хозяйственным человеком. Андрей велел ей
кормить собаку и кошку, давать корм курам, а сам топил печку, готовил
завтрак, обед и ужин и так выговаривал Клаше, если она плохо ела, что Клаша
пугалась его больше, чем выговоров отца или матери. Так прожили день, и
другой, и третий, прожили неделю, а в ночь с субботы на воскресенье началась
история, которая все перевернула.
Получилось так: Андрей очень переживал, что вот он остался главой семьи
и сам за все отвечает. Он даже спать плохо стал. Казалось бы, стоит Стрела в
сарае, и овес у нее есть, и сено, и сытый Барбос лежит в конуре, и кошка
свернулась клубком на кровати и мурлычет. Стало быть, все хорошо, все как
будто благополучно, а Андрей беспокоится. Спит одним глазом и все
прислушивается: нет ли чего тревожного. И вот в ночь на воскресенье услышал
он, что тихо подвывает Барбос.
Тут надо рассказать об одном обстоятельстве, о котором еще не было
сказано. Рядом с Волошихинским рыбопунктом, метрах в пятидесяти, был залив,
который почему-то полюбила форель. Что уж ей показалось там хорошим, не
знаю. Может, она какой-нибудь для себя корм нашла, может, сообразила, что
место уютное, так или иначе, форели там было много, и залив этот был
объявлен заповедным. Рыболовецкие бригады вообще не заходили в него. И даже
любителям, которым разрешен лов удочкой, там было запрещено показываться.
Это было тихое, пустынное место. Низкие берега, гладкая поверхность воды.
Даже когда на озере разыгрывались бури, сюда волнение слабо доходило. Только
рябь шла по заливу, и если внимательно посмотреть в воду, то видно было, как
неподвижно висят в воде удивительные рыбы, которых нет нигде в мире, потому
что, как я уже говорил, форель изменилась, переехав сюда из Севана, и стала
необыкновенной форелью, новой, никогда не виданной породой рыб.
Я не знаю, что думал Барбос. Тайна собачьих душ всегда была для меня
неразгаданной загадкой. Вряд ли он понимал человеческий язык, а раз не
понимал, то не мог узнать из разговоров Павла Андреевича и Александры
Степановны, что залив надо охранять и что не имеют права в заливе появляться