"Юрий Сергеевич Рытхеу. Любовь Ивановна (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

послышался стук в дверь и в комнату вошли директор и незнакомая русская
девочка.
- Здравствуйте, ребята! - громко поздоровалась она.
Ростом девочка была примерно с меня. Лицо тонкое, очень бледное.
Огромные глаза, а над лбом светлые вьющиеся волосы. И вся такая тоненькая,
что даже меховая куртка не скрывала её худобы.
"Интересно, в каком классе она будет учиться?" - подумал я.
- Любовь Ивановна - ваш новый завхоз и воспитатель! - объявил
директор.
Вот она кто!
Любовь Ивановна улыбнулась и наклонила голову.
Директор с новым завхозом ушли. В комнате долго стояла тишина. За окном
гулко ударяли взрывы - на припае трескался от мороза лёд.
- Любовь Ивановна! - раздельно и громко произнёс Кавав и, помолчав,
добавил: - Вся прозрачная, как весенний ледок.


Перед началом занятий в интернат привезли оленье мясо. Туши прибыли
издалека. Они были мёрзлые, звонкие. Любовь Ивановна распорядилась перенести
их на чердак и там уложить.
Кавав ловко хватал оленью тушу за передние и задние ноги и вскидывал
себе на шею. Сильный и ловкий, он легко взбегал по чердачной лестнице,
покрикивал на нас и весело смотрел на Любовь Ивановну.
Кавав был видный парень - красивый, длинноногий. Не зря происходил он
из рода оленеводов, измеривших своими ногами чукотскую тундру вдоль и
поперёк. А если Кавав хотел понравиться девушке, то посмотреть на него тогда
было загляденье: что бы он ни делал, в руках у него всё играло. Забыв
зависть, мы с восхищением смотрели на него.
- Влюбился в нашего завхоза, - сказал мне Игорь Харькевич, с минуту
понаблюдав за стараниями нашего товарища.
Я с ним согласился, и мне стало немного грустно, потому что Любовь
Ивановна смотрела только на Кавава, и в уголках её губ дрожала сдерживаемая
улыбка. За несколько дней, прошедших со дня её приезда, мы кое-что узнали о
ней. Любовь Ивановна пережила блокадную зиму в Ленинграде, а до войны
училась в педагогическом институте имени Герцена. Все эти сведения сообщил
нам Кавав, умолчав о том, как он их раздобыл.
Вечером Кавав шумно вошёл в комнату, и Игорь не без ехидства осведомился
у него:
- Влюбился?
- Дурак, - коротко ответил Кавав и полез за печку, где мы прятали нашу
"кастрюлю". В ней лежали четырнадцать полуоттаявших оленьих языков. Кавав
выложил их на пол возле печки.
- Эх вы! Думали, влюбился! А я заботился о вас, друзья мои! - Кавав
притворно громко захохотал и крикнул Игорю: - Бледнолицый, сходи за снегом!
Обычно такие проделки Кавава мы громко и дружно одобряли, но на этот раз
что-то сдержало нас. Игорь медленно взял "кастрюлю", принёс её, набитую
снегом, и поставил на плиту. Кавав ни разу не прикрикнул на него. Он молча
очистил от оленьей шерсти языки и поставил варить.
Когда они сварились, мы так же молча принялись за еду, остерегаясь
встречаться друг с другом глазами. Кусок останавливался в горле, но надо