"Владимир Васильевич Рыжков. Уловка авторитета " - читать интересную книгу автора

и промахов не допускали. Единственный след - это пули в телах убитых. Но
найти по ним оружие, если его не выбросили в ближайшую урну, довольно
сложно. А уж определить хозяина оружия вообще невозможно.
Пока криминалисты ползали по лестничной площадке, а фотограф снимал
место преступления во всех возможных ракурсах, два молодых оперативника,
капитан Костя Корнюшин и старлей Юра Тарасенко, взялись опрашивать соседей.
Оказалось, что в двух соседних квартирах в момент совершения преступления
находились жильцы. Молодая женщина из сто двадцать шестой квартиры, жена
какого-то крутого бизнесмена, будучи домохозяйкой, вообще все время сидела
дома. Увидев окровавленные трупы своих соседей, которых, естественно,
прекрасно знала, она упала в обморок. Ее пришлось спешно приводить в
чувство. Бизнесмен же ушел на работу рано утром, задолго до трагедии,
оставив жену одну-оденешеньку.
В сто двадцать седьмой однокомнатной квартире оказался мужчина средних
лет, у него был то ли выходной, то ли отпуск. Он отнесся к наличию двух
трупов на своей площадке более выдержано, но занервничал и сразу забормотал
про то, что ничего не видел и не слышал. Впрочем, по-видимому, это было
чистой правдой.
- И что, вы даже не слышали никаких криков? - уточнил Костя. - Ведь
женщина могла кричать, когда увидела, как убивают ее мужа?
- Не слышал! Ей-богу, не слышал! - стал отказываться мужчина. - У меня
был включен телевизор. Вот там всяких криков хоть отбавляй! Разве услышишь,
как на лестнице кричат?
Не получив ничего с соседей, приступили к допросу охранника, как
главного свидетеля. Хотя он тоже никаких громких звуков не слышал, а тем
более выстрелов. Но зато воочию видел киллеров и, вероятно, сможет
более-менее досконально их описать, если еще не страдает склерозом.
Опера попросили всех пройти в квартиру, чтобы не мешать криминалистам
заниматься своим делом. Михалыч и Николай расположились на диване в
гостиной. А соседи, мужчина и женщина, приглашенные в качестве понятых, сели
в сторонке на стульях.
- Ну, давайте, опишите их! - попросил Самохин. Хоть Юра Тарасенко и
записывал показания Михалыча в протокол, полковник хотел своими ушами
слышать рассказ свидетеля - вдруг какая-то важная деталь проскочит в его
словах, которую пропустит протоколист.
Михалыч откашлялся и встал в позу. Понял, видно, насколько важным
сейчас является каждое его слово. Потому и произносил их с расстановкой,
взвешивая и обдумывая.
- Ну, один чернявенький, невысокого роста, - стал вспоминать он. - Но
не скажу, что он был этой... кавказской национальности. Наш человек,
российский. Такой в кепке, надвинутой на глаза. Глаза такие темные, щеки
впалые, нос чуть горбатый и с усами. Одет был в грязную рабочую куртку
какого-то непонятного цвета и темные штаны. Это все, что я запомнил.
- Ну, а другой?
- Другой? Другой повыше ростом немного. У него, кажется, были густые
медные волосы, он был без кепки, но чуб нависал на самые глаза. Был без
усов, нос немного картошкой. Простецкий такой парень, каких тысячи. Одет
тоже был в рабочую куртку коричневого цвета и черные штаны. И у обоих в
руках маленькие чемоданчики. Ну, любой, кто их увидит, скажет - сантехники!
У меня, главное, и сомнения не возникло!