"Рафаэль Сабатини. Псы господни " - читать интересную книгу автора

болезней, не могла с ним управиться. Чудом они добрались до Киллибега, где
дон Педро пополнил запасы воды и продовольствия. Он поднял на ноги своих
обессилевших моряков лишь для того, чтобы они утонули у берегов Корнуолла,
а он сам и на сей раз выжил, чтобы умереть еще более мучительной смертью.
Может быть, на них лежало проклятие, раз дара жизни из рук Всевышнего
следовало бояться больше всего?
О судьбе других кораблей, сопровождавших флагман, дон Педро ничего не
знал. Но, судя по собственной судьбе, когда его галеон оказался в
одиночестве, навряд ли другим кораблям Армады суждено вернуться в Испанию,
а если они и вернутся, то привезут на родную землю мертвецов.
Дон Педро, совершенно подавленный приключившейся с ним трагедией,
размышлял о том, что пути Господни неисповедимы. По правде говоря, одно
объяснение всему случившемуся было. Выход в море Армады замышлялся как "суд
Божий" в старом смысле: обращение к Богу, чтобы он рассудил старую веру и
новую реформированную религию; рассудил Папу и Лютера, Кальвина и прочих
ересиархов. Так, стало быть, это и есть ответ Божий, данный посредством
ветров и волн, ему повинующихся?
Дон Педро вздрогнул, когда эта мысль пришла ему в голову: так она была
опасна, так близка к ереси. Он отбросил ее и вернулся к размышлениям о
настоящем и будущем.
Солнце пробивалось сквозь тучи и стирало с неба последние следы
вчерашней бури. Дон Педро, превозмогая боль, поднялся и в меру своих слабых
сил отжал камзол. Он был высок, прекрасно сложен, на вид ему было чуть
больше тридцати. Его платье, даже в столь плачевном состоянии, сохраняло
элегантность. По нему можно было с первого взгляда определить его
национальность. Дон Педро был во всем черном, как и подобало испанскому
гранду, принадлежавшему к третьему, мирскому ордену доминиканцев. Черный
бархатный камзол, зауженный в талии, почти как у женщины, был расшит
причудливым золотым узором. Сейчас, мокрый от морской воды, он гляделся
почти как панцирь с золотой насечкой. С черного кожаного пояса, тисненного
золотом, свисал справа тяжелый кинжал. Слегка помятые чулки были из черного
шелка. Голенища сапог из мягчайшей кордовской кожи спустились - одно до
колена, другое до самой щиколотки. Дон Педро сел на песок, поочередно
стянул сапоги, вылил из них воду и натянул снова. Потом он снял с шеи
кружевной датский воротник, прежде тугой, накрахмаленный, а теперь висевший
тряпкой, отжал его, рассмотрел и с отвращением отбросил в сторону.
Пристально оглядев при ярком солнечном свете окрестности, дон Педро с
ужасом понял, что из себя представляют темные предметы, усеявшие узкую
полоску прибрежного песка. Когда он впервые бросил на них рассеянный взгляд
в тусклый рассветный час, он принял их за камни или груды водорослей.
Еле волоча ноги, он подошел к ближайшему из них, помедлил, наклонился
и узнал Хуртадо, одного из офицеров злополучного галеона, отважного
стойкого парня, со смехом сносившего все невзгоды и опасности. Больше ему
не смеяться. Тяжелый вздох дона Педро прозвучал как реквием по покойному, и
он двинулся дальше. Через несколько шагов он наткнулся на мертвеца,
вцепившегося в обломок реи, на котором его носило по морю. Потом он
обнаружил еще семь трупов - одни лежали, вытянувшись на песке, другие -
сжавшись в комок, там, куда их выбросило море. Трупы, обломки дерева, ящик,
кое-что из оснастки - вот и все, что осталось от величественного галеона
"Идея".