"Людмила Николаевна Сабинина. Далекое зарево" - читать интересную книгу автора

- Немолод был Петрович, нет. Пятьдесят второй годок шел...
Зацапали его немцы случайно, средь бела дня. Прямо на работе. А потому
зацапали, что большой саботаж у них на заводе был. Нашито действовали,
значит. С ними, конечно, и Петрович.
Старуха встала, зажгла лампочку над столиком в углу. Осветился
массивный альбом. Она достала тряпочку, обмахнула и без того чистую обложку
альбома.
- Тут вот и другие подпольщики есть, посмотрите, может, знакомые. Моего
тут нет, молодежь все больше.
- А почему?
- Карточки подходящей не нашлось...
На больших, в лист, фотографиях - молодые лица. Школьники. Бывало,
полон кинотеатр таких ребят. Воскресенье, дневной сеанс. Шум, свистки,
топот. Замусоренный семечной шелухой и конфетными обертками пол. Как будто
вчера было. Не верилось, что прошло уже три десятилетия.
- Мой-то скромный был, и такой уж боязливый, - вполголоса рассказывала
Варвара Тимофеевна. - Зуб, бывало, заболит - боится к доктору идти, весь
перетрясется. Раз даже сама его повела, ей-богу... - Старуха тихонько
засмеялась, прикрыла рот ладонью, взглянула посветлевшими глазами. -
Петрович-то сел тогда на кресло зубное, а как доктор машину завел да машина
эта самая задребезжала, тут мой Петрович-то и убежал. Ей-богу! А я - за
ним...
- Так и погиб, в застенке? - тихо спросила Вера.
- Бог избавил. Тогда в темнице-то много народу скопилось, почитай,
ползавода взяли. До иных расправа-то и не дошла. А тут наше наступление...
Что было! Такой гром пошел. Три дня в подвалах отсиживались. Трясемся, а
сами молимся: голубчики, бейте напрочь, чтобы им, окаянным, тошно было...
Как ворвались наши, арестованных освободили, тут и Петрович домой пришел...
Она поникла головой, вспоминая.
- Петрович-то как узнал про детей наших, а в те поры и дочки уж не
стало, словно заболел весь. Дома оставаться не пожелал, а записался в
ополченцы. Оттуда в армию, на передовую. Целый год воевал. Погиб он под
Харьковом, там большие бои были...
- Тяжело вам вспоминать об этом, - почти шепотом проговорила Вера
Ивановна, - а и забыть нельзя.
- Вот я и мучаюсь. Сплю плохо, иной раз лежу ночью и все будто вижу:
Петрович-то больной был, легкие слабые... О нас небось думал, когда в
темнице сидел. А под пулями-то легко ли? Этакие страсти перенес, каково ему?
Господи, хорошо, что это кончилось!
- Да, Варвара Тимофеевна, велико ваше горе. Я уж прямо не знаю, что
сказать. Как и утешить, не знаю...
- Я раньше неверующая была, - проговорила старуха, - А теперь в церковь
хожу, свечку возжигаю и с его душенькой беседую.
- Что же, раз легче от этого...
- Легче, легче, и не говори, милая, легче...
Вера Ивановна перевернула тяжелую застекленную страницу альбома. И
обомлела: прямо на нее глядело предельно знакомое лицо. Володя Смирнов.
Быстро перевернула страницу, прочла на обороте: "Комсомолец Смирнов
Владимир, боец Первого партизанского отряда. Погиб при исполнении боевого
задания 2 XII-1941 г.".