"Магда Сабо. Улица Каталин" - читать интересную книгу автора

в солдаты. И настоящий майор всегда бывал здесь, - тогда, когда спал на
кожаном диване, - прямой и несгибаемый, он даже во сне не походил на
штатского. "Только солдат может так спать", - думала Генриэтта. Во время
таких посещений она прикасалась и к майору; лицо, губы, глаза и даже веки у
него были теплые.
Пока она совершала обход комнат, Балинт терпеливо сопровождал ее. В
столовой по-прежнему стояли все девять стульев, на изображеньях, вырезанных
в их спинках, девушки собирали виноград; висевшие у них за плечами корзины
полнились огромными виноградными гроздьями. В доме майора не было других
женщин, кроме госпожи Темеш, жена майора умерла раньше, чем Генриэтта попала
на улицу Каталин, и в комнате, где она жила, девушка внезапно
останавливалась, бросала взгляд на Балинта, раздумывала, не сказать ли ему,
потом решала - не буду, все равно ему не понять. Гостиную она просто
пробегала бегом, она не любила гостиной, где никогда не принимали гостей,
почти не открывали окон и было нечем дышать; дольше задерживалась она в
комнате Балинта, среди нот и медицинских книг, где половину узкой стены
почти полностью занимал портрет жены майора; на картине стояла и улыбалась
худенькая молодая женщина, за ее спиной виднелся неестественно огромный
кусок неба, под ногами трава, Балинт - совсем маленький мальчик - прижимался
к ее коленям. Там, где деревянная лестница поворачивала, на подставке всегда
стояла ее тарелочка компота, она жадно съедала пару вишневых ягод, которые
ждали ее всякий раз, когда она возвращалась домой. Успокоившись, что все
по-прежнему, она радостно вздыхала и отправлялась дальше, к Элекешам.
Обратная дорога выводила на то же место. Темеш смотрела им вслед, качая
головой, - ведь как бы там ни было, а лазать через забор неприлично, -
однако ничего не произносила вслух, потому что так пожелал майор, а ведь он
умнее всех. В этих случаях Балинт уходил с Генриэттой, - проводить девушку
тоже входило в понятие порядка, - и ждал в саду Хельдов, пока она закончит
осмотр у Элекешей и приведет с собой Ирэн и Бланку. Девушка
прислушивалась, - бормашина в их доме гудела по-прежнему, - и быстро
перебегала к забору, общему у них с Элекешами. В этом месте зияла огромная
брешь из расшатанных досок, и ей достаточно было прикоснуться мизинцем, чтоб
отвалилось ползабора, и впереди открылся дом Элекешей. Позади ограды ее
поджидала Бланка, в нос ударял резкий, почти грубый запах цветов. В такие
минуты Бланка не могла сдержать слез, - этому не приходилось удивляться,
плакала она часто, потому что с ней всегда что-нибудь приключалось. Бланка
провожала ее, следуя позади, как только что на своем участке это делал
Балинт, неловко спотыкаясь в своих сандальях на деревянных подошвах.
Генриэтта знала, какова Бланка, когда она не настоящая, достаточно времени
провела подле нее на скале, когда перед ними пенилось море, - однако не
хотелось думать об острове, где эта ненастоящая Бланка теперь живет. Они
вместе заходили сперва в мужскую комнату, где дядюшка Элекеш сидел перед
своими книжными полками, под сенью статуи Цицерона, и правил письменные
работы, не поднимая головы, лишь мраморно поблескивала лысина. Генриэтта
всегда радовалась, когда заставала его за чтением или письмом - значит, он
все еще различает буквы. Тетушка Элекеш сидела в гостиной, шила, как всегда,
очередную подушечку для дивана, бог весть которую по счету, вокруг валялись
обрывки ниток, ножницы, катался по полу наперсток. Та тетушка Элекеш,
которая водит за руку ненастоящего дядюшку Элекеша, теперь уже худа как
проволока, в то время как эта швея-подушечница, настоящая и подлинная, такая