"Александр Сабуров. У друзей одни дороги " - читать интересную книгу автора

почти вплотную встречаюсь с настороженным взглядом солдата. Но вот он
отвернулся и тянется к Ревиному кисету:
- Я прошу остатний раз вашего закурить.
- Ради бога. Кури сколько хочешь, браток!
Павел отрывает кусок курительной бумаги, сыплет на нее смесь самосада с
вишневым листом и одним неуловимым движением свертывает самокрутку, А через
секунду [17] солдат уже довольно улыбается в облако выпущенного дыма. Я
внимательно присматриваюсь к незнакомцу. У словака полное, добродушное,
бледное лицо, усыпанное мелкими веснушками.
- Кто ранил?
Солдат почему-то вскакивает, намереваясь, видно, рапортовать по всем
правилам воинского устава.
- Садитесь.
- О! То есть ничего. Кость не задело. Пальцы, как видите, шевелятся.
Боли нету. Доктора ваши медикамент заложили, перевязали, укол сделали.
Накормили добре, вином угостили... Хорошо чувствую...
Говорит он возбужденно то ли от радости, что находится в кругу
партизан, то ли под впечатлением беседы, которая велась до моего прихода. Но
так и не отвечает на вопрос: кто его ранил.
- Откуда вы так хорошо знаете русский язык?
- Ходил в украдку от офицеров к тетушкам, к девочкам. Дякую им, получил
немного знание, - искренне, без тени смущения отвечает словак.
- Я прервал вашу беседу. Вы тут что-то интересное рассказывали
товарищам...
- Цикаво рассказывает, - опережает солдата Рева. - Знаешь, хотел
перейти к партизанам еще в начале войны. А ну-ка, Рудольф, повтори
командиру, как тебя Чембалык вызывал.
- Ано... - кивает головой Рудольф.
- Это по-ихнему значит "хорошо", "правильно", - уже в роли переводчика
выступает Рева.
Рудольф сдвигает густые выцветшие брови и, чуть наклонив голову, как бы
собираясь с мыслями, медленно начинает:
- Чембалык - то мой командир... То в сорок первом году было. Он
откуда-то узнал, что я собираюсь уходить в партизаны. Вызвал меня к себе и
спрашивает: "Рудольф, сколько тебе лет?" "За двадцать, пан стотник", - кажу
ему. Тут он очень недобре посмотрел на меня и резко сказал: "Шкода!"
- Жалеет, значит, - переводит Рева.
Кивнув, Рудольф продолжает:
- Почему? - спрашиваю. "Потому, - отвечает, - что фарш у тебя в голове
начал рано портиться". Не кажу ему слова. А он встает, кобуру рукой трогает,
подходит ко мне [18] и говорит: "Слыхал, что ты к партизанам хочешь бежать?"
Ну, думаю, выдали. В горле от страха пересохло, голова мыслить перестала, во
рту все затвердело, слова сказать не могу... А он как зарычит: "Чего ты
молчишь, чего смотришь на меня, как африканская ящерица на страуса! Вам
зачитывали приказ министра обороны Словацкой республики?" Как сказал он
слово "республика" - у меня все в глазах помутилось. У нас в Словакии это
слово "республика" вспоминают, когда нужно закон подобрать, чтобы человека в
тюрьму сунуть или на смерть оформить.
Рудольф несколько раз глубоко затянулся, осторожно потрогал
перевязанную руку и, медленно подбирая слова, продолжал: