"Герман Садулаев. Апокрифы Чеченской войны (Тетралогия) " - читать интересную книгу автора

- Предлагаю мир! Мне надо поговорить с Зеликом.

- Не будем с тобой говорить, русская свинья! Не нужен твой мир. Ты
трус, как все русские! - кричали дети. И еще что-то по чеченски, наверное,
оскорбительное или смешное, так как при этом они громко хохотали.

- Мне надо поговорить с Зеликом! - повторил я. В кучке пацанов
произошло замешательство. Видимо, Зелика отговаривали. А он молчал и не
знал, как ему поступить. Потом все же отделился и подошел к воротам:

- Ну, говори.

- Зелик, давай помиримся. Приходи к нам играть.

Чеченские дети услышали мои слова и начали наперебой говорить что-то
Зелику. Зелик постоял молча, потом развернулся и ушел к себе домой.

Но на следующий день, уже утром, Зелик пришел в ПП-2, и мы снова играли
вместе.

13. Возвращение

Узнав от меня о своем настоящем отце, Динька объявил войну. С этим
известием я пришел к ватаге соседских мальчишек. Девять месяцев в году я
играл с ними, но на три месяца, каждое лето, оставлял их компанию и пропадал
в ПП-2. Естественно, меня осуждали за это: "Что, опять с русскими идешь
играть? Динька приехал и друзья больше не нужны?".

Возвращение блудного сына национальное окружение приняло с
удовлетворением. Без колебаний была поддержана идея войны с русскими детьми
из ПП-2.

Победа в сражении у пожарных ворот была одержана нами так легко, что
это даже не интересно. Но настоящая схватка началась позже, когда Динька
предложил мир и пригласил меня снова приходить играть в ПП-2. Эта схватка
происходила, конечно, внутри меня. С одной стороны, была обида на Диньку, да
и чеченские пацаны снова сочли бы меня предателем, променявшим их на
русских. С другой стороны, он был мне нужен, Динька. Я тосковал без него, и
мне очень хотелось с ним играть, как прежде.

На следующий день я пошел в ПП-2. Однако уже не пропадал там с утра до
вечера каждый день, как раньше. Я стал чаще играть и с соседями. Так я
учился жить на две страны, на два мира.

А с Динькой мы больше не говорили об этом. Никогда не говорили. Ни о
чурках и русских, ни об его отце. Наверное, зря. Просто тогда я не смог бы
ему всего объяснить, не нашел бы таких слов. Если бы я смог поговорить с ним
сейчас, я бы постарался. Но он уже мертв, поэтому только в своем уме и
памяти я могу к нему обратиться.