"Герман Садулаев. Апокрифы Чеченской войны (Тетралогия) " - читать интересную книгу автора

живет, как его зовут. Девушки стекались чуть ли не толпами. Завидев Диньку,
еще издалека без всякого стеснения орали: "Денис!" Пользовались любым
поводом, чтобы пообщаться с ним. Эпидемия принимала все более тяжелые формы.
И вот уже пошли откровенные признания в любви. Причем чувство ревности этим
девушкам было, похоже, не знакомо. Они могли прийти вдвоем, втроем,
вчетвером, с подругами или сестрами. Все искренне и с выражением произносили
твердо заученную по-русски фразу: "Денис, я тебя люблю!" - и при этом звонко
смеялись. И никто не смущался, как будто бы речь шла о чем-то совершенно
обыкновенном и естественном. Динька улыбался в ответ соблазнительнейшей из
улыбок, обнажая два ряда ровных и белоснежных зубов, отпускал комплименты на
грани фола, назначал свидания.

И я, и все юноши нашей округи были просто в шоке. Уж такого мы точно не
ожидали от своих скромных чеченских девушек. Встречаясь с нами, они опускали
глаза, из них слова было не вытянуть, а уж пригласить на свидание в
уединенном месте - об этом мы и думать не могли!

Но для них Динька был другим, он был вне закона. С ним было можно все,
чего нельзя с нами, и они были готовы. Я уверен, что, предложи Динька
какой-нибудь из них переспать с ним сразу, с первой встречи, едва ли кто
отказался бы. Но Динька не давался так просто. Он очаровывал, мучил,
обольщал и... все. Оставлял их на полпути.

Мне кажется, что он мстил. Хотя кому и за что?

16. На току

В одни из летних каникул Зелик сказал, что пойдет работать в совхоз, на
ток, в ночную смену. Заработать денег на одежду и обувь к учебному году,
натаскать зерна для домашней живности. Вся местная молодежь лет с
четырнадцати-пятнадцати летом работала в совхозе. Зарплата была маленькая,
но зато позволялось после смены унести с собой сумку с пшеницей, кукурузой
или даже семечками подсолнуха. Вернее, не совсем позволялось, через
проходную зерно было не вынести, и даже у тайного лаза несунов иногда
поджидал старый дедушка-сторож, заставлявший нести ворованное обратно и
высыпать в элеватор. Но в целом на это смотрели сквозь пальцы. Иначе никто
не стал бы работать.

Ни денег, ни тем более зерна мне не требовалось. Мать и отчим и так
одевали меня в самую модную одежду, скота и домашней птицы мы, конечно, не
держали, живя в благоустроенной по-городскому квартире в четырехэтажном
доме. Но оставаться одному в ПП-2 было скучно. И я упросил бабушку, чтобы
она разрешила мне пойти работать с Зеликом.

Зелик все устроил через своих знакомых. Официально работать можно было
только с 16 лет, но вместо нас в ведомостях заработной платы оформляли
каких-то других людей, совершеннолетних. Так делали все в округе. Без
детского труда совхозу было бы не потянуть битву за урожай.

Совхозный ток представлял собой заасфальтированное волнами поле,