"Екатерина Садур. Из тени в свет перелетая" - читать интересную книгу автора

красила сердечком, и на узких, слегка припухлых пальцах носила два кольца -
одно золотое с рубином, другое тоже золотое, с сеточкой по золоту вместо
камня. И походила она на открытки к Восьмому марта послевоенной поры.
- Юлочка, - ласково просила бабка Марина, - я опять в ночную... Ты
посидишь с ней?
Среди грубой фаянсовой посуды со штампом "Общепит" на полке у Юлии
стояли тарелки с фазанами японского фарфора и серебряные ложки. Я сидела на
табуретке, и мои ноги в войлочных тапочках до пола не доставали, только до
нижней перекладины. Она кормила меня с ложки:
- За бабку Марину!
- За Костю Котикова!
А я дула в тарелку, чтобы бульон скорее остыл. Потом она наливала мне
горячее молоко в чашку с отбитыми ручками, потому что была зима, а она не
хотела, чтобы я простудилась. Себе в тарелку Юлия кружочками нарезала
репчатый лук, и когда от высокой сибирской красавицы Юлии за версту разило
репчатым луком, бабка Марина говорила:
- Брызгайся духами, Юлочка, или хотя бы одеколоном "Гвоздика" душись
для запаха!
Юлия была художницей; когда она рисовала что-то, я почти всег-да
говорила:
- Не похоже!
Но потом добавляла из вежливости:
- Красиво...
К Юлии часто приходили ночные гости, они сидели на кухне, пока Юлия
укладывала меня спать, а после душилась "Гвоздикой". Я притворя-лась, что
сплю, а сама пыталась подслушивать их разговоры, но до меня долетали только
отдельные слова. И вот однажды я придумала притвориться спящей, а сама
тихонько из коридора следила в дверной проем, что происходит на кухне. К
Юлии пришла тогда Инесса Донова, дурочка все-го нашего района, она часто
побиралась у молочного магазина, и бабка Марина всегда ей давала двадцать
копеек. У нее было небольшое птичье личико и блестящие умненькие глазки.
Когда я встречала ее, я почти всегда понимала, пьяная она или нет. Дети
обычно этого не понимают. Просто когда она была пьяная, ее ясные глаза
мутнели и смотрели в одну точку, а лицо у нее было очень подвижное, и
поэтому странно было смотреть на эти дергающиеся черты и остановившиеся
глаза.
- Инесса, - спросила Юлия. - Зачем ты выпила мой одеколон "Гвоздика"?
- Я здесь, пожалуй, прилягу, - ответила Инесса, укладываясь под
батареей.
Как-то с бабкой Мариной мы стояли в очереди за молоком. Молоко тогда
давали по карточкам. Я вертелась.
- Это дочка ваша? - спросили из очереди.
- Нет, внученька!
Юная была у меня бабка, что и говорить...
А на улице, у магазина, как раз сидела Инесса Донова с девочкой лет
десяти. Она стояла в теплом шерстяном платке и в резиновых сапогах. С
печальным личиком. И мне даже стало приятно, что у нее такое печальное
личико, и я решила во всем на нее походить и точно так же, как она,
спряталась за рукав бабки Марины, а дома я стала наряжаться перед зеркалом,
привязывала ленты и шарфы к своим коротких волосам и гово-рила, что это