"Екатерина Садур. Из тени в свет перелетая" - читать интересную книгу автора

А когда мы все выросли, он стал встречаться с одной девушкой и даже
жениться на ней хотел, не для баловства встречался, а серьезно; значит, не
думал о смерти...
И вот как-то он ее проводил домой, а потом пошел и убил таксиста с
какими-то там помощниками. Оказалось, что у них такая банда уже очень давно
и что они уже третьего таксиста зарезали, а их никак не могут поймать...
А потом мне вызов прислали из Литературного института, что я конкурс
прошла на поэзию, и я уехала в Москву сдавать экзамены, пока его судили, а
потом, когда я вернулась в Салават на каникулы, я прочитала в газете, что
вся банда поймана, и его поймали первым, и уже судили, и что приговор
приведен в исполнение!
А когда я встала, чтобы ближе рассмотреть фотографию ее брата на стене,
я увидела тетрадку на столике со стихами, там на полях бы-ли розочки
нарисованы и большеглазые кукольные головки. Мы так же в детстве рисовали в
песенниках, еще в Новосибирске... Два сероглазых ре-бенка улыбались
фотографу с фотографии, их наряжали, рубашечки им гладили. У мальчика
веснушки на щеках, молочные зубы выпадают, родинка на левой щеке... И я
вспомнила, как в Новосибирске мы в песенниках пи-сали странички примет:
"Глаза карие - к любви,
Глаза зеленые - к измене,
Смотрит в сторону - не любит,
Родинка на левой щеке - к несчастью..."
А потом она принесла из кухни гитару с наклейками и запела тоненьким
простуженным голосом:
Той бледной луной озарился
Тот старый кладбищенский двор,
И над сырою могилой
Плакал молоденький вор!

Ах, мамочка, милая мама!
Зачем ты так рано ушла,
Зачем ты дитя погубила,
Отца-подлеца не нашла?
(Потом он плачет, вспоминает свою жизнь, ругает отца, которого,
естественно, никогда не видел, и умирает...)
Тут бледной луной озарился
Тот старый кладбищенский двор,
И над двойною могилой
Плакал отец-прокурор!
Песня из нашего детства, из наших двух дворов. Я представила, как мой
отец, которого я в жизни не видела, пел где-нибудь в подъезде с другими
подростками, такими же, как ее брат, с пивными бутылками на подоконнике, с
простудой вокруг губ; как зябко было стоять им в подъезде на сквозняке, в
куртках и свитерах, из которых они давно выросли. И когда становилось совсем
нестерпимо холодно от сквозняка и выпитого пива, они по очереди грели свои
покрасневшие руки на батарее...
Я же своих родителей знаю только из рассказов, они умерли в юности, и я
сейчас о них думаю, ну, словно бы мы с ними - ровесники...

Вторая ночь.