"Екатерина Садур. Зеленая бездна" - читать интересную книгу автора

- Простокваша! - снова крикнула Галя, нависая над бездной.
Но ее пронзительный голос так и не достал до дна. Дул сильный ветер, и
ее крик отнесло на соседние крыши. Высоко над крышами пронесся ее крик, а
внизу, со дна бездны, синеглазо следили пруды. Смотрели за полетом.

- А сынок-то мой как будто бы не один, - рассказывала мне старуха и
мяла клубнику столовой ложкой в тарелке с молоком. И я сразу подумала, что у
него завелась тайная любовь, которую он скрывает. Но старуха сказала: - Мне
кажется, что в нем притаились два человека. Он когда трезвый, то такой
добрый, ласковый, даже шутит со мной. А как напьется, то сразу же как зверь.
И откуда в нем такое берется? Я настойки всю жизнь делала. Настойки и
наливки. Я не знала, что они его погубят. Он еще мальчишкой таскал их с
кухни. Так и пристрастился. Два человека в нем, два... - Старуха заплакала.
- Но сейчас я вижу, что второй, злобный, прокрался в него трезвого... Он
глядит на меня трезвый, и я вижу - хочет ударить. Руку заносит, но не бьет,
а чешет затылок...
Я верила ей, каждому ее слову. Она точно так же двоилась в моем
сознании, и точно так же в ней явной проскальзывала старуха из снов.
- Ты зачем внучека Простоквашей зовешь? Ему это обидно, - говорила
она с укором, а мне казалось, что с угрозой.
Я клялась, что больше не буду, но каждый раз, когда встречала его, не
могла удержаться и кричала вслед: "Простокваша!", а потом забывала о нем, и
он забывал обо мне, зато старуха снилась мне почти каждую ночь.
- Милая моя, - сказала она мне во сне. - Я умру через три года! -
Она сложила пальцы точно так же, как дети, которые показывают возраст, и
повторила: - Через три... - И мне тут же стало ее жалко. - А ты, ты
умрешь нескоро... - И она засмеялась, снова испугав меня.

Через три года Ромка стал носить мои бусики, но в мою сторону даже не
смотрел. Он, наверное, забыл, что это я их ему подарила. В нем по-прежнему
боролось юное и детское. Детство ненавидело юность, ревновало и наперекор
выступало прыщичками на лице, а юность в ответ превращалась в пух над
верхней губой. Митька Козлик стал сутулым и сиплоголосым, и на него я даже
не смотрела.
У метро "Пражская" бродили подросшие Женя Дичко и Галя Бабич. Они
ходили от рынка к пивным ларькам, а от ларьков спускались к прудам. Я
видела, что они тоже тоскуют, как и все жители станции "Пражская",
короткопалая, с бугристыми ладонями Женя Дичко и тоненькая Галя в
сапогах-ботфортах с красными отворотами выше колен. С годами неподвижность
Галиного лица прошла, и осталось усталое личико в тонких кудряшках. Женя
Дичко иногда поколачивала слабенькую Галю, а Галя в ответ огрызалась.
Летом они сидели на прудах и боязливо высматривали мальчиков. Иногда
купались и уплывали дальше всех - к середине пруда, мимо домика с лебедями.
Потом шли в коммерческий магазин "Собина" смотреть на платья. А если магазин
не работал, то Женя Дичко открыто курила перед витриной. Галя курила тайно.
Они не понимали, что с ними происходит.

Под нашим домом меняли трубы. Рабочие вырыли длинную канаву под окнами
первого этажа. Они стояли по пояс в земле и матерились. Под землей узлами
переплетались корни деревьев, особенно разрослись корни сирени. Рабочие